Девочка летом

Дериглазова Катя

Я крутила в пальцах чёрную фенечку и смотрела на свои уродские отросшие ногти с чёрной траурной каёмкой. Надо руки помыть, что ли…

– Все люди делятся на две категории: терпилы и бойцы. Терпилы довольствуются тем, что дают в родном болоте, – Алекс снова сел на любимого конька. – А если я не хочу воевать, хочу плыть по течению и смотреть на облака?..

– …мы, Женя, должны зубами выгрызать своё. Не сдаваться. Мы же с тобой одни, одни против серой массы, разве нет? Решай сама, короче. Моё мнение ты знаешь. Я вижу два варианта. Первый – вали обратно в Орёл, учись в этом педе сраном. Ути-пути, ты же олимпиадница, гордость школы, Льва Толстого наизусть знаешь – все эту муть любят. Дальше вот что будет: знакомишься с Васей из Мухосранска,

на втором курсе замуж, на третьем ребёночка, на четвёртом уже будешь картошку со свёкрами сажать и огурцы закатывать. И не мотай головой, я видел, так всегда бывает. А второй вариант, Женечка, это когда ты бросаешь всем этим обыкновенностям вызов и делаешь, как я говорю. Переезжаешь ко мне. Я выбью отдельную комнату в семейной общаге, на первое время. Дадут, куда денутся. Я тебя прокормлю. Захочешь – пойдёшь работать в нормальную редакцию какую-нибудь, вместе выберем. Мои предки от тебя не в восторге, кроме бабули, конечно. Но мне плевать, я взрослый и сам решу. Это ты же как дитятко малое.

Когда он говорит «есть два варианта» – это всегда значит: есть мой и неправильный. И не надо быть студенткой МГУ, чтобы отличить один от другого. Я слушала, опустив глаза, и прикусывала нижнюю губу, чтобы не разреветься. Алекс поджёг новую сигарету и заговорил быстрее, злясь от моего молчания.

– Знаешь, я не уверен, что это любовь такая. Давай, думай скорей. Если ты ещё не всё поняла. В отношения без совместной жизни я не верю. Хочу, видишь ли, иметь возможность спокойно потрахаться с любимой девушкой каждую ночь, а не раз в неделю. Может, тогда тоже сделаю по-своему? Даже по-твоему – у вас, хиппи, так ведь принято, люби всех подряд, тебя не убудет?.. Отличненько. Никакого целибата. Фрилав, да? У тебя в Орле Вася будет, у меня там куча девок, которые, кстати сказать, ещё на экзаменах у меня телефончик просили и на пиво звали. Это тебе так, к сведению. А то, может, Ворон твой драгоценный снова прискачет, утешит? Как только я отвернусь – он тут как тут? Отлично заживём, Жень. Просто чудесно. И не говори потом, что я тебя не предупреждал. Ну что ты ревёшь опять? Правда глаза колет? Всё, я за пивом к проводникам. Тебе не брать? Да, с утра, а что? Имею право.

Как же больно. Алекс прав, конечно… Говорил же папа, всё это блажь, но так и быть, прокатись до Москвы, посмотри, попробуй, сама убедись. «Высоковат уровень, Женя, – тут же возникла в голове Госпожа Критик. – Люди годами, годами поступают. Надо смотреть на вещи реально. Надо взрослеть. Для женщины на первом месте – её мужчина, а не собственный гонор. Ты должна выбрать, чья карьера важнее, его или твоя. Если ты не хочешь его потерять».

Большим ли грехом будет маленькое враньё? Ну правда, попробовать в следующем году? Или всё же на заочку… Ммм, как тупо, жить в Москве, на сессию ездить в Орёл. Папа не оценит. Понять, по-онять, что важнее. С работой что-то решать поскорее, у родителей стыдно деньги брать, и у Алекса стыдно. Что самое главное? Самое главное – любовь. All you need is love. Значит, надо к нему. Как-нибудь… всё образуется. Перемены всегда сначала пугают. Но потом-то всё будет хорошо. И тогда признаюсь. И мама точно скажет: «Ну, рыжуль, ну вы партизаны, ну, даёте!» Хотя она так занята сестрами и их великой танцевальной карьерой, что на тебя и времени особо нет, будем честны… Максимум, цыкнет и головой покачает, а потом пойдёт жаловаться подругам – вот какая старшая, хитрая как лиса, всё по-своему! С отцом сложнее… Будет молчать и игнорировать меня, обращаться через Алинку с Аринкой: «Скажите своей сестре…»

Алекс возвращается, на ходу прихлёбывает «Арсенальное». Я обнимаю его, кладу голову на колени. Я хочу, чтобы всё было как раньше.

– Ты прав. Лав из ол ю нид, – я смотрю ему в лицо снизу вверх. – Всегда вместе, друг за друга. Прости меня?

– Но чтоб в последний раз, – он наклоняется, целует мокрыми от пива губами, прижимает к животу.

– Подожди, у меня

же подарочек к поступлению и началу новой жизни для тебя есть. Вот. Купила в магазине «Для душа, для души».

Я протянула ему маленькую, с грецкий орех, розовую свинку в пакетике.

– Немного помялась. Она пахнет розмарином. Помнишь, ты мне подарил кассету «Пинк Флойд»? Это в честь них. Как раз годовщина первого прослушивания ‘Pigs On The Wing’!

– Спасибо, роднуль, – он поцеловал меня в висок. – Что-то я спать всё же хочу. Полезешь на верхнюю?

– Я почитаю ещё. Мне теперь Ахматова в страшных снах является: «Читай меня, читай, – говорит, – не то пожалеешь!» Купила на книжной толкучке на Лубянке, последние гроши вытрясла.

Я скинула кеды, подтянула ноги и открыла синий томик на поэме «Реквием». Сильная всё же поэтесса, почему я её раньше не читала внимательно?.. Всё как будто слишком, нарочито женское, страдальное. Но ведь так и есть, сколько ни отрицай, эти завихрения в душе и составляют самую суть личности. Как же ей было больно. И как мне сейчас это отзывается…

А параллельно я прокручивала в голове правильные слова. Я всегда мечтала: своя семья, и, конечно, с ним, только с ним. Для этого нужно выйти из дома, уехать, он прав. Ходить к друг другу в гости – не семья. И ещё почти весь август впереди. Если я отдам ему этот год, он согласится на мою просьбу – это будет справедливо. Просто скажу: «Сделай для меня всего одну маленькую вещь. Давай поедем на Радугу. Там со всего мира будут люди, попрактикуешь английский, сам хотел. Там северная природа, почти тайга, как в Норвегии. Если будет плохо, уедем, честное слово», – вот именно так, быстро, чётко, по делу!

– Билеты, документы готовим, повторная выборочная проверка! Готовим билеты, готовим документы! – побежала по проходу кругленькая проводница. Следом вразвалочку шли два милиционера с дубинками и кобурами.

– Тормози, Игорь Михалыч. Вот этого вот нефера давай посмотрим, – первый мент ткнул пальцем в лежащего спиной Алекса и демонстративно разогнал перед лицом воздух, мол, невыносимо пахнет пивом. – Вставайте, гражданин.

– А-а? – недоумённо замотал головой Алекс, поворачиваясь мятым от сна на рюкзаке лицом. – В чём дело? Кого позвать?

– Старший сержант Смирнов, – отточенным жестом милиционер вынул из кармана раскрытое удостоверение, ощетиненное гербами и печатями, и так же быстро спрятал. – Вставайте, гражданин, личный досмотр.

– В смысле – обыск? – нехорошо улыбнулся Алекс углом рта. Мне стало страшно, что он по своему обыкновению будет цепляться к словам, занудствовать и высмеивать ментов, которых всегда считал дураками и дуболомами.

– Пока всё же досмотр, – не менее противно ухмыльнулся Смирнов в ответ. – Паспорт и билет для начала предъявите.

– А в чём разница? – не сдавался Алекс.

– А разница в том, молодой человек, – пояснил второй мент, – что при досмотре вы карманы выворачиваете, при обыске – мы, а вы тихо лицом к стеночке стоите и не строите из себя самых умных. Ваш рюкзачок?

Пассажиры вокруг перестали гомонить, с удовольствием глядя на спектакль. Алекс снял рюкзак с полки и поставил на стол. Я вытаращила глаза и старалась не упустить ни малейшего движения милиционеров: вся тусовка рассказывала страшные байки, как менты чисто из классовой ненависти подсовывают волосатым наркотики, и незадачливые хиппари надолго отправляются шить рукавицы в солнечной Мордовии.

– Выкладывайте всё на стол, гражданин… – тут мент заглянул в паспорт, – гражданин Раймер Александр Антонович. Иностранец, что ли?

– Русский немец, – Алекс с вызовом посмотрел в глаза Смирнову.

– Ну, тогда хенде хох. Это у тебя что?

– Записная книжка. Учебник по матанализу. Библиотечный. Художественная литература, Станислав Лем. Ручка. Карандаш. Транспортир. Носки запасные. Зубная щётка. Сигареты. Свитер. Плеер.

– Давай из карманов теперь.

– Носовой платок. Зажигалка. Ещё зажигалка.