Девочка, не промахнись!

Краснопеева Евдокия

Я развернулась и ломанула к служебным помещениям. У двери, которой провел меня в зал Павлуша, никого не было. И лишь в извивистом коридоре подумала: «Чего испугалась? Милиция тебе нынче – друг, Маринка. А ты – в бега».

Что сделано, то сделано. Сейчас произведу обыск, а сумку швырну в угол: пусть потом разбираются, как она там очутилась. Я отмахнула бархатную портьеру, загораживающую окно и шваркнула баул на подоконник.

– Ведь знал, что такие блудливые глаза только у сук бывают.

Я подпрыгнула от неожиданности

и повернулась: он надвигался. Я кожей чувствовала исходящую от него злость, а уж когда встретилась с ним взглядом, так вообще затряслась, как нашкодившая собачонка.

«Ещё один «бостонский душитель», – мелькнула паническая мысль.

А руки, все ещё тискавшие ручки сумки, начали действовать сами по себе. Швырнула кладь, метя ему в физиономию, но промахнулась.

Мужик усмехнулся нехорошо, одними губами и поймал сумку своими ручищами.

Я попятилась, разинула рот, чтобы завизжать протяжно, в надежде привлечь внимание родных правоохранительных органов, но тут раздался треск. Пыльная портьера оказалась на голове моего потенциального обидчика.

Севка крутнулся юлой, заворачивая мужчину в кокон, а после толкнул его в угол.

– Что-то не нравится мне этот «хрен с горы», – буркнул он, цепляя меня за руку.

– Да уж, – подтвердила я и мимоходом ткнула острым носом туфельки поверженному врагу под ребра. – Глаза ему мои не понравились.

Мы мчались к черному выходу на всех парусах, понимая, что такая ненадежная преграда в виде пурпурного бархата не задержит мужика надолго. На улице я полностью доверилась чутью Ложкина. Мы шныряли по каким-то дворикам и проходным галереям пока не очутились под каштанами родного школьного двора.

Надо сказать, ученик мой успел переодеться и даже очиститься от грима, пока я геройствовала по закоулкам «Капитана Дрейка». На голове его была бейсболка со сломанным козырьком. Присев на скамейку, я достала из сумки, чудом сохранившейся у меня на плече во время всех манипуляций, сигареты и протянула Севке. Никогда ещё я не смолила с таким удовольствием. И вообще, радость существования переполняла меня. Я с любовью взглянула на свои ножки, обезображенные кое-где круглыми прорехами порвавшихся чулок.

– Стоящая вещь должна стоить дорого. Видишь, Ложкин, такой марш-бросок, а им – хоть бы хны!

– Хорошие туфельки, – согласился мальчишка.

Я еще немного покрутила лодыжками и сказала:

– Ладно, Всеволод, топай домой. Спокойной тебе ночи.

Он неловко потоптался, а потом шмыгнул в кусты. А я достала кошелек и вытряхнула все, что было себе в подол. Да… на такси не хватит.

Глава. 6

– Ах, все равно – автобусы не ходють,

Метро закрыто, в таксе не содють…

С чувством выдала я и принялась искать варианты. Всего три – не густо. И все они мне не нравились.

Можно было ткнуться на поклон к

бабе Вале… чтобы завтра весь подъезд обсуждал мои грязные коленки и чересчур сексапильное платье.

Можно было остаться «здесь под каш-та-на-ми», скоротать время на лавочке, как в пору незабвенной юности… и заявиться на работу чучелом из чучел.

Можно было снять мужика на ночь. Вернее, сняться к мужику на ночь. Только, кто тебе сказал, дорогая, что в этом случае ты обретешь отдохновение, так тебе необходимое. Скорее, наоборот.

– Зачем вы тут сидите?

Севка поглядывал на меня хмуро.

– Щас пойду. А ты чего вернулся?

– Линзы ваши принес. – Он протянул ладонь.

Убрав свои «глазки», я пристроилась с парнем рядышком и поплелась ногами неохотно. Четкой линии поведения все еще не было и в помине.

– Мне бы позвонить, – вздохнула я неохотно.

Уж Танька-то меня в беде не бросит. Примчится хоть на Северный полюс моя несравненная подруга. Такая у неё по жизни доля – быть моей утешительницей и «скорой помощью».

Таксофоны, конечно, все были в плачевном состоянии, и я пошла в сторону круглосуточной аптеки, в надежде разжалобить дежуранта и добраться до средства связи.

– Вы куда, Марь Иванна?

Оказывается, Севка все еще был рядом, хотя и должен был свернуть направо, в проулок, в сторону своей 25-тиэтажки.

– Может быть, в аптеке разрешат позвонить.

– Зачем?

– Ключи-то я посеяла, Всеволод. Позвоню подруге, пусть за мной приедет.

Мальчишка вздохнул и деликатно промямлил:

– Вид у вас сейчас не внушающий доверия.

Это было правдой – чисто, затраханная по кустам шлюха.

Севка протянул мне маленький блестящий предмет, вызвав во мне недоумение, а потом негодование.

– Ну, ты и жук, Ложкин. Я тут вся на нервах, а он мобилу в кармане прячет.

Танькин номер отозвался нудной серией длинных гудков. И раз, и два, и три…. Похоже, подруги не было дома.

– Где её кишки мордуют?!

Я зевнула во весь рот и решила двигать к бабе Вале. Не умру, поди, от сплетен! А потом вид старушки, карабкающейся по ступенькам автобуса, заставил резко осадить свой бодрый аллюр. В автобусе бабка ездит только по случаю вояжа к приятельнице в Бондорево, и всегда остается гостевать на пару дней.

– Приехали…

Я в затравке огляделась – довольно пустынно, ни одного жаждущего секса мужика в ближайшем обозрении.

– Я не могу вас пригласить к себе, – извинился Севка. – Георгина Павловна свалится в истерике сразу и надолго.

Георгина Павловна приходилась мальчишке теткой. Его родители по рекомендации фирмы отправились «башлять» в Германию, а Севке решили дать доучиться, пристроив под надзор двоюродной родственницы. Дама была старомодна, болезненна и занудна. Одного из этих качеств было достаточно, чтобы отравить жизнь кому угодно.