Девственница
Шрифт:
– Я не могу...
– Она прижалась лицом к его груди, и он обнял ее.
– Можешь.
– Он прошептал эти слова ей в волосы.
– Мы оба знаем, что внутри тебя есть это желание. Oui?
Она помедлила лишь мгновение, затем кивнула возле его груди.
– Oui, - ответила она. Элеонор отстранилась и посмотрела на него.
– Ты уверен, что хочешь, чтобы я это сделала?
– Да.
– Хочешь, чтобы я сделала тебе больно?
– Причинила боль и использовала меня. Все, что хочешь, только попроси.
–
– Единственное ограничение - ошейники. Ненавижу их.
– Знаю, знаю. Ошейники для собак. Кстати, где собаки?
– Отвел их вниз.
– Почему?
– Собаки, они любят тебя, но обучены защищать меня, - ответил он.
– Если бы они увидели, как кто-то причиняет мне боль, они бы не очень хорошо отреагировали.
– Ты был так уверен, что я соглашусь, что запер собак внизу?
Кингсли улыбнулся. Кингсли кивнул. Кингсли был высокомерным сукиным сыном, и она любила его за это.
– Да, - ответила она.
– То есть, да, я попробую. Не знаю, получится ли у меня что-нибудь. Но я постараюсь. И делаю это только потому, что ты мне велел. Ты все еще верх. Ты приказал мне причинить тебе боль. Верно?
– Если это то, во что тебе нужно верить...
– Да.
– Ты, наверное, удивишься, насколько тебе понравится.
– Я никогда не делала этого раньше.
– Она нервничала, как девственница. Нет, гораздо больше. Она совсем не нервничала в ту ночь, когда отдала девственность Сорену. Это же казалось гораздо пугающей чертой. И все же...
– Ты делала это. Я наблюдал за тобой с другими сабмиссивами, и они делали все, что ты им говорила. Ты каждый день пугаешь их до чертиков.
– Мне бы не пришлось, не будь они такими плаксивыми.
– Видишь?
– Он обхватил ее лицо обеими ладонями.
– Вот оно. Чистое доминирование. Оно в тебе. Я увидел его в тебе в вечер нашего знакомства. Ты не боишься принимать решения. Ты не боишься отдавать приказы. Ты не боишься, что тебя возненавидят.
– Как и Сорен.
– Oui. И нет никого более сильного доминанта, чем он. Но, может быть, ты...
– Может быть, я, что?
– Может, ты могла бы стать достойным соперником?
Элеонор сделала долгий дрожащий вдох.
– Ну, в любом случае стоит попробовать, - ответила она
Кингсли рассмеялся низким чувственным смехом, от которого у нее подогнулись пальчики на ногах и задрожала кожа. Она действительно хотела его. Она испытывала к нему желание, острое, как боль. Прошло уже больше двух недель с тех пор, как она занималась сексом. Еще одну ночь без него она не протянет. Без него.
– Другие ограничения?
– спросила она.
Он покачал головой.
– Сделай мне больно, - сказал он.
– Ты знаешь, где все находится в комнате. Все что он делает с тобой, можешь делать со мной.
– Если Сорен
– сказала Элеонор.
– Без него? Без его разрешения?
– Его незнание не вредит нам.
– Он прижал палец к губам.
Она была бы менее напугана, если бы согласилась убить кого-нибудь ради Кингсли. И все же, она тоже прижала палец к губам.
И вот теперь они были одни в спальне Кингсли. И она собирается причинить ему боль. И она никогда в жизни не делала ничего подобного. С чего начать?
Она сделала шаг назад и оглядела Кингсли с головы до ног. Он определенно в чем-то нуждался. Не ошейник, а что-то такое, что станет границей между ними.
– Как ты относишься к повязкам?
– спросила она.
– Не возражаю, но я предпочел бы видеть тебя.
– Ты все время меня видишь, - напомнила она ему.
Он бросил на нее долгий взгляд, горячий и многозначительный.
– Но не так, как сейчас.
Она вдохнула.
– Нет.
– Тут она не могла с ним спорить.
– Не так.
Встав перед ним, она начала расстегивать его жилет. Она и раньше раздевала его по его приказу, но никогда по собственной воле. Он стоял, неподвижно и покорно, позволяя ей стянуть жилет по рукам. Она подумала, не сложить ли его, или повесить. В конце концов, это был один из самых сексуальных костюмов Кингсли в стиле эпохи Регентства. И, вероятно, один из самых дорогих. Вместо этого она остановилась, посмотрела на него и бросила на пол.
– Ты на него похожа больше, чем можешь себе представить, - сказал Кингсли.
На что Элеонор ответила: - Не разговаривай, пока не разрешу.
Кингсли склонил голову в извиняющемся жесте. Она почувствовала, как что-то новое разливается по ее венам, что-то сладкое, острое и совершенно пьянящее.
Власть.
Кингсли не шевелился, пока она расстегивала его рубашку и вытаскивала ее из брюк. У него было восхитительное тело, сплошные мускулы и старые шрамы, она не удержалась и поцеловала обнаженное плечо, пока стягивала рубашку с его рук. Первый поцелуй в обнаженное плечо, затем обнаженный бицепс, далее обнаженное предплечье и обнаженное запястье.
Обнаженное запястье.
Она оставила его стоять, а сама опустилась на четвереньки у кровати. Она вытащила чемодан и открыла его. Внутри было оборудование для бондажа - веревки, регулируемые распорки, манжеты и ошейники.
И наручи.
Она достала два черных кожаных наруча и положила их на кровать. Она видела мужчин сабмиссивов в «Восьмом круге» в различных кожаных изделиях. Манжеты на бицепсах, нагрудные портупеи, но ее любимыми были наручи. Они выглядели такими средневековыми, словно какой-то рыцарь мог носить их под доспехами. А после битвы он раздевался до грязи, пота, и кожаных наручей на предплечьях.