Девушка из цветочной лодки
Шрифт:
— Узурпаторы и их чужеземные варварские хозяева не ровня… — Император уставился на собственные руки, словно потеряв нить выступления.
Я наклонилась к жене Чхата:
— Он и правда?.. — Но вопрос пришлось проглотить: на лице моей соседки по столу читалась чистая ненависть.
Дядя императора заговорил низким голосом:
— Они не ровня нашему великому генералу черных джонок!
Ченг Чхат скромно потупился в ответ на аплодисменты и свой недавний новый титул — награду за посредственное сражение, в котором он едва участвовал.
Дядя императора продолжил:
— Скоро у нас будет новый повод для празднования. Мы вернем себе нашу священную древнюю столицу! — Он подождал, пока стихнут аплодисменты, а затем добавил: — И наш император воссоединится со своей драгоценной императрицей!
— Императрицей? — переспросила я.
Под прикрытием новых аплодисментов жена Ченг Чхата зашептала:
— Когда аннамцы бежали из древней столицы, этот уродливый лягушонок поскакал так быстро, что бросил свою первую жену. Она очень хорошенькая. Ей всяко лучше без него.
Слова с трибуны стихли. Что же случилось с бедной девушкой, брошенной на произвол жестокого врага? За каких людей мы сражаемся?
За средним столом вскочил какой-то военный с воплем:
— Да здравствует император!
Шатер наполнился новыми лозунгами, новыми возгласами, которые лились изо ртов, растянутых в невероятные ухмылки. Я рассматривала парнишку на троне, закутанного в мантию, безучастного, как деревянная марионетка. Может быть, это вовсе не комедия, а трагедия.
Наконец дядя императора возглавил хор поздравлений с Новым годом на аннамском и кантонском диалектах.
Затем перед трибуной задернули занавес. Слуги ворвались в шатер с кувшинами вина и дымящимися блюдами. Весь зал гудел как улей. Еда выглядела неплохо, но я ковырялась в тарелке, с нетерпением ожидая окончания трапезы и возможности пообщаться с генералом Буй Тхи Суан.
Ченг Чхат стал героем вечера благодаря императорской поддержке. Он надул грудь в блестящей униформе, олицетворяя авторитет, человека на пике успеха, излучающего силу и мужественность. Один из высокопоставленных офицеров подозвал его к другому столику, чтобы одарить очередной порцией поздравлений.
Как только Ченг Чхат оказался вне пределов слышимости, заговорил Куок Поу-тай:
— Кто-нибудь любезно объяснит мне, за что мы здесь сражаемся?
Я чуть не подавилась комочком риса. Куок осмелился озвучить мои мысли!
By Сэк-йи указал в спину Ченг Чхата.
— Я знаю, за что сражается он.
Моя невестка потягивала вино, ни на кого не глядя.
— Лично я, — продолжил By, — сражаюсь ради денег, друзья мои, и ради еще кое-чего. Как и все мы. — Потянувшись через стол палочками для еды, он добавил: — А сегодня вечером я сражаюсь за это ароматное и вкусное жаркое из свинины.
— Я сражаюсь не за деньги, — возразил Ченг Ят.
— Понятно, — усмехнулся By. — То есть ты верен юному императору? Весьма благородно с твоей стороны.
—
— Говори за себя, — заметил Куок Поу-тай. — Тут я поддерживаю нашего толстого друга. Что касается меня, мне платят независимо от того, сражаюсь я или нет, в отличие от нашей обычной деятельности дома. Я просто надеялся, что в нынешней кампании есть какая-то цель.
— А ну, заткнитесь! — Жена Ченг Чхата стукнула плошкой о стол. — Вы все — стая ворон, вас волнуют только блестяшки на груди. — Она встала и ушла.
Наконец пир закончился, и я смогла свободно перемещаться среди других гостей, обмениваясь вежливыми новогодними поздравлениями и слушая комплименты в адрес мужа. Я задержалась возле группы офицеров, где стояла и генерал Буй Тхи Суан. Потребовалось некоторое время, чтобы собраться с духом, но когда возникла пауза, я сделала глубокий вдох и подошла к ней. Меня удивило, насколько она крошечная, почти на четыре пальца ниже меня. У нее было крутое обветренное лицо без следа косметики. Я слегка поклонилась ей, и мы обменялись новогодними пожеланиями на аннамском диалекте.
Я смущалась, как маленькая девочка. Что сказать этой, пожалуй, самой сильной в мире женщине? Спросить, в каком возрасте она начала укрощать слонов или, может быть, как зовут того, на котором она ездит?
Весь мой словарный запас внезапно испарился, как пар на ветру. Я раскрыла рот, но не издала ни звука. В голове вертелась только одна фраза на аннамском: «Сколько стоят эти груши?»
Повелительница слонов вежливо улыбнулась, но глаза выдали ее разочарование. Если мне было нечего сказать, она бы предпочла вернуться к оживленному разговору, который вели рядом с ней.
Генерал первой нарушила неловкое молчание:
— Извините, я не говорю по-китайски.
Я пробормотала: «Добрый вечер». Больше мне ничего не пришло на ум. После этого я попятилась, пытаясь сохранять самообладание, хотя лицо у меня горело. Коротко кивая всем, кто попадался мне на пути, я наконец выскользнула за дверь в туманную ночь.
Полночи я вертелась в постели, собирая по кусочкам предложения на аннамском, которые могла бы, должна была! — сказать генералу Буй Тхи Суан: «Поздравляю с Новым годом, генерал. Я жена адмирала Ченг Ята. Могу я пригласить вас на борт нашего корабля, генерал? Боюсь, он не такой яркий, как боевой слон».
И вопросы, которые я очень хотела задать: «Добрый вечер, генерал. Как вы добились такого положения?» Или: «Вы можете объяснить, за что мы боремся?»
Зачем мы тут? Чтобы поддержать парня-переростка и его напыщенного дядю? Как эти слабые люди добились подобной преданности? Может быть, в этом и заключается императорская роль — наряжаться и упиваться лестью, как избалованные домашние питомцы, оставляя тяжелую работу и кровопролитие настоящим мужчинам, таким как Ченг Ят и его двоюродный брат. И женщинам вроде генерала Буй Тхи Суан.