Девушка с синими гортензиями
Шрифт:
– Скоро я начну репетировать новую пьесу. Придешь посмотреть?
– А что я там буду делать?
Жинетта так удивилась, что чуть не уронила помаду – этот человек обладал несравненным даром ставить ее в тупик.
– Смотреть на меня, глупенький, – сказала она ласково. – Что ты вообще делаешь в Париже?
– Я? Ничего. Читаю книги, хожу по музеям.
– Да? – как-то неопределенно протянула Жинетта. С ее точки зрения, такое времяпрепровождение было странным.
Александр насупился:
– Мать хотела, чтобы я поступил в университет.
–
– А я не хочу.
«Правильно, – подумала Жинетта. – Не встречала ни одного выпускника университета, с которым мне хотелось бы переспать».
Вслух, впрочем, она спросила другое:
– А девушка у тебя есть?
С точки зрения Александра, задавать такой вопрос надо было до того, как они стали любовниками, а не после. Впрочем, все же признался, что у него никого нет.
– Сколько же ты живешь в Париже?
– Почти год.
– Почти год, и у тебя нет девушки? – весело ужаснулась Жинетта. – Ты какой-то феномен!
– Нет, – хмыкнул Александр. – Просто я разборчивый.
– А-а… – протянула заинтригованная Жинетта. – Скажи, ты нарочно притворился при мне тогда, что упал в обморок?
– Я не притворялся, – сухо обронил Александр.
– Нет, ты хотел привлечь мое внимание! – настаивала Жинетта. – Ведь хотел?
Вместо ответа Александр отобрал у нее коробку с помадой, а когда она возмущенно заверещала, взял салфетку и стал стирать помаду с ее губ.
– Отдай! Отпусти! Нет, ты ненормальный! Просто ненормальный!
В тот день она вернулась на улицу Фортюни рассерженная до глубины души и поклялась себе, что больше ноги ее не будет на улице Кардине.
– Ты слышала новость? – спросила у нее Жюли. Ползая на коленях вокруг Жинетты, костюмерша прилаживала платье для премьеры новой пьесы. – Рейнольдс разводится.
– Да, я знаю. Но это не значит, что он на мне женится, – со смешком ответила Жинетта. – Я у него вовсе не одна.
Рейнольдс пришел на репетицию, наговорил ей тысячу любезных слов, а она смотрела в сторону и думала, где сейчас тот, другой. Неужели опять отправился кого-то спасать? Консьержка сказала ей, что, когда началось наводнение, молодой человек сразу же пошел добровольцем и почти каждый день то вытаскивал жильцов из пострадавших домов, то помогал перевозить людей из больниц, которым угрожало затопление.
– Я был сегодня на мосту Александра Третьего, – рассказывал Рейнольдс. – Вода залила все опоры, целиком, но сам мост еще не затопила. Фантастическое зрелище! В центре города депутаты на лодках плывут на очередное заседание палаты…
– Ради бога, хватит про это глупое наводнение, – перебила его Жинетта с недовольной гримаской. – Ты же знаешь, Жожо, что меня мутит от одного вида воды!
Впрочем, колье, которое тот подарил ей, заставило ее забыть обо всем на свете, и актриса позволила Рейнольдсу остаться у себя на ночь.
«Не буду больше думать о рыжем верзиле», – решила она утром, примеряя украшение.
Если бы в эти дни Александр как-то
Буазен вез ее из театра. По залитому водой тротуару ехал «всадник» на «лошади», имеющей человеческий вид и ухмыляющейся во весь рот, – когда началось наводнение, многие бедняки ухватились за него как за способ заработать и стали переносить господ на своих спинах, чтобы те не замочили ног. Со стороны это смахивало на то, как если бы взрослые вдруг решили поиграть в детскую игру. Кстати сказать, дамам везло больше – их переносили на руках, что послужило поводом для многих карикатур.
– Буазен!
– Да, мадемуазель Лантельм?
– Едем на улицу Кардине!
В нескольких шагах от дома она увидела Александра – тот брел по улице, и вид у него был такой жалкий, что у нее на глаза навернулись слезы.
– Мсье Александр, – крикнула мадам Шарни, когда он вошел в дом, – вам телеграмма!
Александр распечатал конвертик, поглядел на текст, как-то неприязненно поджал губу и сделал движение, чтобы листок порвать. Мать в очередной раз требовала, чтобы он уехал из Парижа на время наводнения! И когда все оставят его в покое?
– Мсье Александр, – со значением произнесла мадам Шарни, косясь куда-то за его спину, – к вам дама.
Он повернулся, увидел взволнованное лицо Жинетты и, казалось, ни капли не удивился.
Актрисе очень хотелось сделать вид, что она просто ехала мимо и случайно оказалась тут, но у нее вырвалось:
– Ты опять кого-то спасал?
– Помогал пожарным вытаскивать парализованных больных. Потом, на обратном, пути увидел девочку, у которой кошка вырвалась и залезла на дерево. Кошку пришлось снимать. Это было на набережной, где сейчас можно только плавать. И кошка меня здорово расцарапала. – Он показал свою руку.
Жинетта ахнула, объявила, что руку срочно надо перевязать, и утащила его наверх. «Какая хорошая девушка, – помыслила растроганная мадам Шарни. – Как она о нем заботится!»
Должно быть, перевязка раненого героя затянулась, потому что Жинетта спустилась только на следующее утро. Она уехала, потом вернулась, потом снова уехала и опять вернулась. Каждый раз актриса говорила себе, что сегодня точно расстанется с Александром, что тот должен ее понять, они слишком разные, и ничего с этим не поделаешь… К тому же она слишком дорожила своими отношениями с Рейнольдсом и понимала: если тот на ней все же женится, ей будет обеспечена поддержка во всем, что бы она ни делала. А если останется с Александром, то по-прежнему будет актрисой, которой помыкают антрепренеры и которая целиком зависит от милостей публики. Мир театра жесток… и еще у нее процесс, который она может проиграть… Если Рейнольдс ее не поддержит, ей конец… Жинетта говорила себе все это – и опять ехала на улицу Кардине.