Девушка с синими гортензиями
Шрифт:
Она накинулась на него и стала колотить кулачками в грудь.
– Я тебя ненавижу, ненавижу, ненавижу! И тебя, и твою мышь, и твою конуру… Почему ты думаешь, что можешь распоряжаться моей жизнью, а?
– Это что, по-твоему, жизнь?
– Как ты мог избить моих друзей?! – кричала Жинетта, не слушая его. – Я… я подобрала тебя на улице, и вот как ты меня отблагодарил! Ты вообще ничего обо мне не знаешь, ничего! Истукан! Олух!
Александр, которому надоело, что она колотит его, словно пыльный ковер, взял ее за запястья и сжал их. Жинетта попыталась вырваться
– Отпусти меня! Дурак!
Актриса умудрилась вывернуть одну руку и вцепилась ему ногтями в ладонь. Александр расхохотался и упал на диван, увлекая Жинетту за собой.
– Ай! Пусти меня! Пусти, кому говорят! Ну Александр!
Ночью она сонно спросила:
– Ты уже получил приглашение к префекту?
Александр повернул голову:
– Получил. Это что, твоих рук дело? То-то я удивился…
Она торжествующе хмыкнула и отвернулась, скрывая улыбку. По правде говоря, мысль лишний раз засветиться в газетах на вручении наград тем, кто спасал людей при наводнении, подал ей Рейнольдс. И, раз уж она будет вручать награды вместе с префектом, Жинетта попросила Жожо за одного англичанина. «Ну, ты понимаешь, Жюли к нему неравнодушна…»
В ратуше собралось множество народу. Смущенные лица пожарных, матросов и простых рабочих, новенькие костюмы, которые сидят на их обладателях не слишком удачно, и среди них – он, Александр Тамарин, доброволец. Тут же – множество журналистов и фотографов. Торжественная речь, бюст Марианны кисло поглядывает на разношерстную толпу, развевается французский триколор… Помощники префекта выстраивают народ в шеренгу строго по списку.
– Мсье Таллек… А, вы здесь? Прекрасно. Мсье Тамарин… сюда!
Префект идет вдоль ряда в сопровождении хорошенькой пышноволосой мадемуазель Лантельм, увешанной жемчугами. Помощник несет коробки с дешевыми медными медальками: «За помощь при устранении последствий наводнения 1910 г.»
– Мсье Таллек… очень, очень рад!
Префект пожимает руку соседу Александра, а мадемуазель Лантельм уже достала из коробочки медаль и вешает ее на своего любовника, блестя глазами. Эта маленькая сцена, смысл которой доступен только им двоим, будоражит ее инстинкт актрисы. Она наслаждается их общей тайной, и унылый, жилистый мсье Таллек смотрит на ее улыбку, на ее жемчуга и вздыхает.
– Анри! – кричит мадемуазель Лантельм фотографу. – Снимите нас, пожалуйста… на память об этом знаменательном событии!
И вот она уже встала в ряд и взяла Александра под руку, с готовностью улыбаясь в объектив. Фото среди прочих напечатает «Пти Паризьен», а потом оно попадет на открытки, которые разойдутся по самым разным уголкам света. И одной из них будет та, которую он хранит в ящике своего стола – маленький кусочек бумаги, который запечатлел момент его счастья…
Глава 4
Продавец счастья
Однажды ночью она пришла к нему вся растерзанная, со следами кровоподтеков на лице. Александр растерялся – такой он ее никогда не видел.
– Что случилось? Кто тебя побил? Рейнольдс?
Жинетта
– Я пила шампа… ик… шам-пан-ское… – проговорила она нараспев.
Александр глядел на нее, не понимая. Жинетта вздохнула. «Дурра, надо было проститься по телефону, так проще…» Она опустила глаза и увидела на пальце сверкающее кольцо, которое всего несколько часов назад подарил ей Рейнольдс в знак их помолвки.
Дожала-таки! Добилась своего! И Париж будет у ее ног, да, черт побери! Потому что деньги, помноженные на талант, могут все. Ее талант и его деньги… И неважно, что эта дикая кошка, другая любовница Рейнольдса, подстерегла ее и попыталась вцепиться ей в лицо. Она проиграла, проиграла! А Жинетта наконец-то сорвала главный куш…
Актриса посмотрела в глаза Александру, и ей стало стыдно. Незаметно повернула кольцо, чтобы не так бросалось в глаза.
– Ты опять… – начал Александр.
– Прости, – твердо проговорила она, – я не могу оставаться с тобой.
И зачем-то прибавила:
– Ты слишком хороший. Прощай, мы больше никогда не увидимся.
Александр протянул руку, чтобы удержать ее, но Жинетта уже отстранилась и выскользнула в дверь. Если бы она осталась там еще на мгновение, если бы видела его лицо, то пожалела бы о своем решении. А ей не хотелось ни о чем жалеть.
– Буазен!
Шофер молча распахнул дверцу. Верный Буазен, который никогда ни о чем не спрашивал… и никогда ее не предавал.
– Домой!
Однако, оказавшись на заднем сиденье, актриса не выдержала и разрыдалась.
– Мадемуазель, – всполошился Буазен, – вам нехорошо?
– Нет, – ответила Жинетта, заставив себя улыбнуться сквозь слезы. – Нет!
Она была уверена, что теперь, именно теперь, когда сказано «больше никогда», ей будет легче забыть Александра. Прежде-то легко влюблялась и так же легко расставалась. Ей стоило только принять решение вычеркнуть кого-то из своей жизни, и тот человек сразу терял для нее всякое значение. Но в ту ночь Жинетта долго не могла заснуть, думая об Александре. Ворочалась с боку на бок, представляя, что тот делает теперь и что сделает потом.
«Что ж, – думал тем временем Александр, – когда-нибудь это должно было случиться». От своей матери он унаследовал немалую долю рассудительности и вдобавок – скептицизм, который позволял ему трезво смотреть на вещи. Но когда молодой человек заснул, ему все же приснилась Жинетта, и он пробудился с сильно бьющимся сердцем.
Наводнение закончилось, и всюду в Париже чинили тротуары, красили дома и убирали хлам, который принесла река. В те дни Александр решил, что все же попытается поступить в Сорбонну, и сообщил о своем намерении родителям. Оба одобрили его решение, и оба прислали денег. Впрочем, Александр не стал их тратить, а начал усердно заниматься в библиотеке, читая самую разнообразную литературу. Чтение всегда успокаивало его, а в то время он, как никогда, нуждался в спокойствии.