Девятнадцать лет спустя...

Knitchick

— Думаю, что ты немного не одета для этого события, — Гермиона опустила взгляд на свое платье, прежде чем снова нахмуренно взглянуть на Люциуса.

А тот продолжил, прежде чем она успела возразить, что именно он подарил ей такое откровеннуое платье.

— Я считаю, что ты забыла вот это, — с усмешкой сказал он, вытаскивая из кармана длинную коробку и протягивая ее ей.

Она испуганно замолчала, так как внутри коробки было спрятано самое изысканное ожерелье с бриллиантами и сапфирами, которое Гермиона когда-либо видела.

— Счастливого тебе Рождества, любовь моя, —

пробормотал Люциус, уткнувшись ей в шею, после того как повернул ее, чтобы закрепить застежку. Бриллиантовое ожерелье украшал десятикаратный каплевидный сапфир, который идеально прилегал к кремовому декольте, демонстрируемому платьем.

— О… О, Люциус… оно так красиво, — сказала ошеломленная Гермиона, глядя на явно дорогое украшение.

— И оно — твое… — искренне ответил Люциус, расположение взгляда которого ясно давало понять, что он имеет в виду не ожерелье. — Теперь ему просто есть на чем хорошо выглядеть, — он поцеловал ее еще раз, и ей потребовалась вся сила воли, чтобы отстраниться.

— Ты станешь моей смертью, ты это знаешь? — шутливо спросила она, подходя к зеркалу рядом с лифтами, чтобы полюбоваться, как хорошо темно-синий камень дополняет серебро ее одежды.

Люциус подошел к ней сзади, обнял за талию и начал покрывать нежными поцелуями ее длинную изящную шею, покусывая сначала одно, а затем другое ухо.

Гермиона почувствовала, как ее кровь снова закипает, и поняла, что им нужно остановиться и войти внутрь… в конце концов.

Она застонала, когда он провел языком по ее уху и нежно пососал мочку. Собрав остатки силы воли, она вырвалась из его объятий и отступила от него. Заметив при этом, что он сделал больше, чем просто покусал ее за ухо.

— Люциус, — сказала Гермиона с притворным ужасом. — Будь добр, верни мне мои серьги… честно.

Гермиона покачала головой в притворном раздражении и улыбнулась ему, выжидающе протягивая ладонь.

— … О… — удивленно протянула она, когда Люциус подал ей набор серег, которые точно соответствовали ожерелью, которое она только что получила.

— О… Люциус… они… ты действительно не должен… Спасибо! — наконец добавила она, снова бросаясь в его объятия и крепко обнимая, прежде чем вернуться к зеркалу, чтобы надеть их.

— Они идеальны, — сказала она с благоговейным трепетом, отступая назад, чтобы получше рассмотреть подходящий набор.

Люциус повернул ее и слегка поцеловал, прежде чем отстранился, чтобы встретиться с ней взглядом, и его глаза наполнились чем-то странным.

— Нет, это ты идеальна… А они — просто кусочки дешевого стекла по сравнению с твоей красотой, — прошептал он, нежно проводя костяшками пальцев по ее щеке.

Гермиона почувствовала, как от его слов на глаза наворачиваются слезы, и притянула его к себе, чтобы еще раз обнять.

— Ты действительно такой милый Люциус, но это только одна из причин, почему я так сильно тебя люблю, — она закрыла глаза, когда чувства, которые она испытывала к нему, вдруг нахлынули, и, наконец, сделала глубокий вдох, чтобы взять свои своенравные эмоции под контроль, и отступила назад.

— А теперь хватит тянуть время, мы действительно опаздываем.… пойдем, — сказала

она, втаскивая его в лифт.

— Кстати, напомни мне потом как следует поблагодарить тебя за платье, — прошептала она, незаметно похлопав его по заднице, когда двери лифта открылись на нужном этаже.

— О, я так и сделаю, не волнуйся, — соблазнительно прорычал он, когда они приблизились к месту назначения.

Гермиона почувствовала, как ее ладони вспотели, когда из-за больших двойных дверей Бального зала послышались звуки музыки и разговоры. Сделав несколько глубоких вдохов, чтобы успокоить нервы, она выпрямила спину, высоко подняла голову, схватила Люциуса за руку для поддержки и шагнула в двери.

Бальный зал был украшен яркой имитацией зимнего дворца с хрустальными драконами и башенками. С каждого дюйма потолка свисали сосульки, смутно напомнившие Гермионе Рождественский бал, который проходил во время Турнира Трех волшебников в Хогвартсе на четвертом курсе… за исключением того, что все вокруг было розовым; тошнотворно сладким розовым.

Гермиона взглянула на Люциуса, чтобы оценить его реакцию, и с трудом сдержалась, чтобы не фыркнуть, увидев выражение его лица.

— Что, во имя всего святого, это должно быть? — с отвращением спросил он.

Не в силах ответить из-за страха, что не сможет сохранить хладнокровие, она вместо этого указала на ледяные скульптуры, которые были выставлены на видном месте вдоль буфетного стола; дюжина кошек в разных позах.

— О боги… — пробормотал он, — организационный комитет возглавляла Амбридж, не так ли? — его возмущенный вопрос был полностью риторическим, что избавило Гермиону от необходимости отвечать.

Войдя, Гермиона и Люциус были настолько поглощены вульгарностью декораций, что не заметили, что большинство разговоров прекратилось, как только они вместе вошли в комнату. Однако к тому времени, когда они осознали это, шепотки вернулись всерьез вместе с тайными и не очень тайными взглядами.

"Ладно, пусть начнется веселье", — подумала Гермиона, вся надежда проскользнуть незамеченной испарилась, когда она увидела потрясенные взгляды на лицах вокруг них.

Она сделала еще один глубокий вдох, нацепила на лицо широкую улыбку, ободряюще сжала руку Люциуса и шагнула глубже в логово льва.

"О чем, черт возьми, я думала?"

Глава 32

Гермиона оглядела переполненный бальный зал, старательно отказываясь встречаться с кем-либо взглядом, пока искала своих друзей. Она чувствовала волнение Люциуса по его напряженной руке, но, к счастью, внешний вид волшебника этого не отражал. Он казался спокойным и собранным; воплощение высшего класса чистокровного общества.

К сожалению, в детстве Гермионе не давали уроков самообладания и приличий, и она изо всех сил старалась сохранить приятное выражение лица. Она думала, что на самом деле у нее все хорошо, пока Люциус не наклонился и не прошептал ей на ухо, что она выглядит так, будто ее мучает сильный запор. Испуганный смех, вызванный его комментарием, позволил ей расслабиться и придать лицу более естественное выражение.