Диалоги о ксенофилии

Ровная Мария Зиновьевна

– Путь к истине даёт разуму больше, чем сама истина, – процитировал Игорь Антона.

– Конечно, это бывает мучительным, – продолжала Анна. – Но ведь счастье – не цель, а эпифеномен76 постижения. Кстати, помните школьное упражнение по выходу в сверхсознание? Взять любое понятие – например, «звезда», или «движение», или «море» – и вдумываться в него, пока не откроется дверь в бесконечность смыслов и их связей…

– Вот-вот! – воскликнул Игорь. – И понятие может быть любым, и модель – любой. Ничего сложного – написать красивую ню. Но прорваться через эту Нюшу к этому…

переплетению сущностей… Уловить… э-э… ритм мироздания…

– Да, – кивнула Анна.
–

To see a world in a grain of sand

And heaven in a wild-flower,

To hold infinity in the palm of your hand

And eternity in an hour. 77

– Вот только чёрт его знает, как выйти на уровень сверхсознания, – пробурчал Игорь. – Вареньем, что ли?

– Тоже помогает, – засмеялась Анна.

– Иногда кажется, что это вообще не моё, – подала голос Дарья. – Приходит извне и бьётся наружу…

– А ты – только проводник, окошко между мирами!

– Да-да, – подхватила и Анна. – Смотришь на сделанное и думаешь: «Я не могла такое создать, это выше меня!» Поэтому люди искусства так часто становятся мистиками. Хотя на самом деле человек может всё.

Она, разминаясь, вытянулась на носках, помотала головой. Дарья насупилась и погрозила ей: не шевелись. Игорь, замерев с надкушенным бутербродом у рта, уставился на Анну.

– Стой! – вдруг вскричал он. – Стой так!

Схватил свой холст и выскочил из рубки. Дарья со вздохом вытерла кисть, сложила этюдник и вернулась к пульту.

– Ты его балуешь, – заметила Анна.

– Ну что с ним поделаешь, – снисходительно ответила Дарья. – И кто его здесь побалует, если не мы?

Влетел Игорь, установил на этюднике другой холст, узкий и длинный.

– Вот так тебя надо писать, как в твоей китайской коллекции: динамичная вертикаль, минор, струна, связь земли и неба…

– Холст и масло по-китайски, – фыркнула Анна.

– Шарф, – напомнила Дарья.

Игорь отрицательно хмыкнул, набрасывая контуры.

– Никаких драпировок. Нюша – идеальная модель. Теперь мне всё ясно. Нужно было просто разглядеть тебя.

– Себя, – с улыбкой поправила Анна.

– Тебя. Впрочем, это одно и то же…

Он сосредоточился на полотне. Анна честно держала позу, лишь изредка позволяя себе незаметно расслабить то одну, то другую ногу. «Всё, больше не могу. Ещё немножко… Какое у него лицо – настолько отрешённое, что кажется глуповатым… Нельзя мешать… Терпим-терпим-терпим… Интересно, это у меня какое дыхание? Второе? Седьмое? Сорок девятое?.».

– Всё. Можешь дышать.

Игорь поставил холст вверх ногами, отступил к стене, оценил написанное и в творческом восторге вытер кисть о штаны. Женщины подошли к полотну.

– Родил, – почтительно констатировала Дарья.

– А можно перевернуть? – попросила Анна. – Или оно так и будет?

– Можно, – великодушно позволил Игорь. – Подумаешь – верх, низ… Решётки переключить. Завтра подсохнет, пройдусь лессировочкой… Вот так надо писать! А не методом проб и ошибок, учтите, Заринь! Как, к примеру, работал… – он запнулся.

– Как он работал? –

невозмутимо поинтересовалась Анна.

– Сразу. Без эскизов, этюдов и набросков. Час, два, три в медитации, с тупым видом вглядывается в пустоту. Потом в один присест строчит парсек функторов для Хаусдорфовых пространств. Или венок сонетов. Или ксилогравюру. Или инструкцию по технике безопасности для планеты N, на полтыщи пунктов: ситуация, агрессивные агенты, меры защиты, возможные ошибки… Антон высматривал истину из засады. Какую именно – я никогда не мог предугадать. Но, какую бы ни подстерёг – он ловил её живой, целостной, не оборвав ни одной её связи с миром, и тащил за ней весь мир. Казалось, мир приходит сам, потому что Антона в его работах нет. Они внечеловечны. Парадоксальная, но математически строгая гармония бытия. Капитан был воплощением «рацио». Может, это просто видовое свойство всех его соплеменников?

– Отнюдь. Homo sapiens brandusii столь же неповторим и многогранен, как и Homo sapiens terrestris. Что касается самого Антонио – у меня о нём другое мнение. Правда, я была с ним всего неделю, а ты – целый год. А разве закон мира – рацио? Разве мир последователен и линейно логичен? М-м… Кто сказал, что последовательность приводит к дьяволу?

– Эренфест.

– Вспомните, где мы, – сказала Дарья, не оборачиваясь. – Самое иррациональное в человеке – стремление к звёздам. Это даже иррациональнее, чем искусство.

– Почему? – возмутился Игорь. – Совершенно нормальное стремление!

– А что считать нормой? – парировала Анна. – Здравый смысл? Трезвый рассудок? Конечно, хэйнитская жажда свободного полёта, безмерных пространств и иных миров – вопиющий вызов здравому смыслу.

– Нюша! И это говорит юэнсин и несокрушимо трезвый человек?!

– Вот кто самый здравомыслящий! – вскричала Анна. – Дашка, спасай своего Кларенса78!

– Ой! – Дарья выудила из банки с вареньем Лао и бросилась его отмывать. – Собака страшная! Как не стыдно, обжора!

Лао икал и лениво отфыркивался.

– И вообще, чья сейчас вахта? И почему модель шатается по рубке?

Экипаж на цыпочках разбежался по местам. Дарья завернула лаатти в Асин шарф, сунула к себе за пазуху отогреваться и, отодвинув этюдник Игоря, водрузила свой.

_ _ _

– Приняла. Всё в порядке?

– Да. Подходим к границе. Можно звать кормчего.

– Сама прибежит. Хорошо мне с Вами летится, штурман.

– Рад стараться, капитан! – Игорь выкатил грудь, выпучил глаза и щёлкнул каблуками.

Как он и надеялся, Дарья расхохоталась.

– Вы обе так прелестно смеётесь, что я готов надеть для вас колпак с бубенчиками, – он налил ей кофе, поставил тарелку. – Попробуй-ка.

– Батюшки! – Дарья всплеснула руками. – Шпеккухены79! Мои любимые! Сам испёк!

– Ну, не совсем сам, – расплылся Игорь. – Нюша командовала. Но и мы не лыком щи хлебаем!

Дарья торжественно объявила:

– Игорь Янович, назначаю Вас постоянным дежурным по кухне.

Игорь изобразил крайнюю степень отчаяния. Встал за креслом Дарьи, на миг утонул лицом в её волосах.