Династия Одуванчика. Книга 3. Пустующий трон
Шрифт:
– Продолжаем дуть в мехи, – приказала она капитану Гону.
По морю снова разнеслась искусственная песня китов, исполненная на трубе и стеблях бамбука.
– Хотите созвать китов для решающей атаки на лодки льуку? – спросил адмирал Росо с воинственной улыбкой. – Вы достойная наследница своих родителей. Мы погибнем, сражаясь.
– Не стоит говорить о смерти, если остается хотя бы слабая надежда на спасение, – помотала головой Тэра.
Песня Сами продолжала звучать, и некоторые киты развернулись в направлении «Прогоняющей скорбь». Команда напряглась, но киты не напали на
Судно перестало тонуть. Последовало несколько новых толчков, и моряки затаили дыхание.
«Прогоняющая скорбь» начала медленно подниматься.
– Таким образом киты помогают раненым или несмышленым детенышам, – объяснила Сами после того, как вынула изо рта мундштук и перевела дух. – «Прогоняющая скорбь» крупновата, но я убедила их, что мы – просто хорошо откормленный китенок.
Недаром Сами представила на Дворцовой экзаменации доклад об акушерстве среди китов. Тот самый, что привлек внимание Тэры во время вторжения льуку, когда принцесса искала талантливых ученых для наблюдений за гаринафинами.
– Опасность еще не миновала, – предупредил их капитан Гон. – Когда льуку вернутся на город-корабль, то наверняка решат потопить нас, раз уж не вышло захватить.
Сами снова поднесла к губам трубу и задула сильнее прежнего.
Сбежавшие воины льуку карабкались по канатным лестницам обратно на город-корабль. Одни поспешили к камнеметам, а другие принялись кидать копья и топоры во всплывающих китов. Тан Наку был настолько ошарашен непредвиденным развитием событий, что не мог ни организовать бойцов, ни произнести новую воодушевляющую речь.
Пока на городе-корабле царили сумятица и хаос, восемь оставшихся пехотинцев-дара пробились на верхнюю палубу. Там они нашли всеми забытый коракль. Спустив его на воду, они могли сбежать с корабля.
– Но он больше не тонет…
– Мы ничего не можем поделать…
– Может, спуститься обратно и разбить…
– А где Таквал?
– Как же быть?..
Обсуждение стоило им драгоценного времени. Оставшиеся без руководства воины льуку наконец заметили у планшира незнакомцев и, словно рой назойливых мух, с леденящими кровь воплями облепили их.
– Садитесь скорее в коракль! – велела одна из пехотинцев товарищам. – А я дождусь Таквала!
– Бежать нельзя! – возразил другой пехотинец. – Если мы не дождемся принца, то как потом будем смотреть в глаза товарищам?
Моряки понимали, что Таквал, скорее всего, погиб, но ни один из них не бросился к кораклю. Поставив лодку как баррикаду, они отбивались из-за нее от настойчивых льуку.
Все пехотинцы были люди неграмотные, и никто не мог поднять боевой дух товарищей цитатой из мудрецов ано. Вместо этого они скандировали: «В моем сердце никогда не было сомнений!» По свидетельствам очевидцев, именно эти слова произнес перед смертью легендарный Мата Цзинду, Гегемон Дара, почитаемый полубогом всеми солдатами.
Кровь заливала их доспехи и лица, орошала доски под ногами.
Тридцать шесть воинов льуку были мертвы, прежде чем пал последний пехотинец-дара.
Матриарх удовлетворенно осматривала море:
Она приказала стаду спасти корабль-кит и удерживать его на плаву, как детеныша, еще не научившегося правильно дышать. Но корабль-кит не щебетал с облегчением; вместо этого он запел еще громче, а его обвиняющий луч остановился на гигантском корабле.
Матриарх мешкала. Одно дело потопить несколько лодчонок, а совсем другое – атаковать корабль, который превосходил китов размерами настолько, насколько сами они превосходили рыб-прилипал. Инстинкт подсказывал, что нужно уводить стадо подальше, в надежде никогда больше не увидеть этот плавучий деревянный остров смерти.
Но корабль-кит призывал настойчиво, подгонял и торопил: «Убейте его. Убейте его. Убейте его».
По городу-кораблю сновали крошечные фигурки, налаживая свои смертоносные орудия. Раненому кораблю-киту не спастись, если его бросят.
Матриарх вспомнила о крубенах, громадных чешуйчатых китах, которые правили морями. Была какая-то история о состязании двух великих крубенов. В ней, кажется, говорилось о том, что начатое важно доводить до конца и поверженного противника непременно следует добить.
Она как будто вновь очутилась в непроглядной бездне, окруженная щупальцами беспощадных врагов. Чтобы выпутаться, нужно было решительно рубить. Ее кровь закипела древней яростью, которую матриарх не чувствовала вот уже много лет.
Она исполнила длинную затейливую песню, ветхую эпическую балладу о героизме и отваге, о стремлении защищать свое племя, даже когда племя – это лишь мифическое смутное воспоминание. Песню подхватили ее дочери, внучки и даже недавно родившиеся правнучки.
В далекой тьме воинственные голоса предков услышал одинокий охотник-самец.
Словно брошенный над степью рукой пэкьу Тенрьо топор Лангиабото, самец помчался к кораблю, островом маячившему на горизонте. Размером этот самец был вдвое больше матриарха. Он один раз обогнул корабль, высматривая уязвимое место. Топоры, палицы, обломки балок сыпались на голову кита, но отскакивали от его поросшей морскими желудями кожи, не причиняя вреда. Огромный самец ничего не боялся. Он пережил бесчисленные встречи с китобоями и мог доказать это своими шрамами. Будучи загарпуненным, он не убегал, а мчался прямиком на шлюпки, заставляя китобоев обрубать канаты. От коварных гигантских кальмаров, что порой пытались утащить его в бездну, он спасался, перекусывая их щупальца. Из его тела до сих пор торчали несколько гарпунов – военных трофеев, кожа вокруг которых зажила и стала лишь крепче прежнего.
Матриарх попросила этого кита пойти на войну, сразиться за свое племя. Он с интересом откликнулся на ее призыв. Никогда еще ему не приходило в голову напасть не на шлюпки, а на само китобойное судно. Но почему бы и нет?
Камни сыпались с корабля, вздымая вокруг кита фонтаны воды. Огромный самец с ловкостью избегал их, но атака укрепила его решимость. Он нырнул.
На городе-корабле, кажется, сообразили: что-то не так. На мачтах взметнулись паруса, и судно двинулось вперед, спасаясь бегством.