Дипломатия фронтира
Шрифт:
Аграрии плёнку берегут, конечно, но всё-таки… или же я чего-то не знаю? Рисковые счастливчики ухватили-таки фарт за нос — например, они нашли драгоценную полиэтиленовую локалку в урочищах вдоль Дикой дороги.
Непросто им было…
Фантазия моя разыгралась.
«Вот тогда-то, сыны мои, разверзлись небеса, ударили молнии, и началась Великая Полиэтиленовая Битва возле ПЭТ-Ручья, которая и сделала наш народ великим! Как там дело было, помнят только самые старые люди в нашем ауле… Но первым по рядам красных курдов ударил отряд героев под управлением ваших прадедов…»
— Падре?
— Кого?
— Ты чуть не уснул за рулём! — возмущённо предъявила Екатерина.
— Тьфу ты.
— Падре, ты что, не увидел эту огромную отару?
— Бр-р… Да, пропустил.
— А как ты думаешь, мы сможем покупать у Стамбула их замечательную баранину?
— Дино, это невозможно, для перевозки потребуется консервация или заморозка, — ответил ему Селезнёва, потому что я пока мог только зевать. — А вот тонкорунная шерсть может представлять для наших интерес.
С бараниной в Русском союзе не очень. Альпийские пастбища есть только в предгорьях величественного хребта Этбай, но египтяне до изумления ленивы и категорически не желают расширять границы традиционного «песочно-равнинного» уклада. Овцеводы из них, как из Анны Карениной стрелочник.
Правды ради, турки тоже сугубо равнинные люди, горы они и у себя-то осваивают крайне неохотно. Однако близость огромных холмов с сочной травой сделала своё дело, и отличной баранины в анклаве навалом — трактирщики не суют её только что в кофе.
— Мы куда едем? — поинтересовалась Селезнёва, убедившись, что дрёма отступила, и я твёрдо держу баранку двумя руками.
— В Корабельную бухту, где у турок сосредоточена вся промышленная движуха. Всё как ты любишь: сварка, паровой молот, остроумные грузчики, тачки и ишаки с поклажей.
— Какая скука…
— Могу отвезти в Рыбную бухту, — предложил я. — С бодрящими ароматами.
Эта бухта совсем маленькая, но почти все рыбаки сдают улов в этой гавани — там находится цех переработки рыбы. Лишь небольшая часть улова идёт на столы, всё остальное высушивается и перемалывается в муку, используемую в качестве удобрения. Был такой способ и в наших северных поселениях, люди перепахивали плугом разбросанную сырую рыбу вместе с землей, и через год таёжная почва обретала просто замечательные свойства. Но духан над полем стоял…
— Фу… Бр-р… — Екатерина Матвеевна словно прочитала мои мысли. — Знаешь что, Макс? Отвези-ка ты меня на улицу Истикляль. Пройдусь по магазинчикам, познакомлюсь, соберу все свежие сплетни.
— Не вопрос! — обрадовался я, чудом удержавшись от «кобыле легче». — Дино, ну ты знаешь.
— Знаю, знаю. Кэт, а можно я местечко в кафе напротив выберу, чтобы тебя постоянно видеть? Не хочу на трусы смотреть. Да и сплетницы твои меня обсуждать начнут, а не тебе новости рассказывать…
— Младший дело говорит! — заметил я. — Если к делу отнестись со всем вниманием и своевременным перемещением, то можно.
— Ты долго там будешь машинным маслом наслаждаться?
— Думаю, часа полтора, два, — ответил я Кате, немного подумав.
— Тогда подъезжай на Истикляль, найдешь нас, скорее всего в Ada Cafe Bookstore. Нет, в MADO, чего-нибудь сладенького хочется.
— Да уж найду! — пообещал я.
Через десять
Конечно, инженерное любопытство. Естественно, запрограммированная ревность — вы тут что за интересные штуки мастерите? И кадровый потенциал турецких технарей надо бы оценить…
Но главная цель другая. Мне надо понять, почему их сильно интересует море? Я уже вычитал в консульском архиве про сильный перекос приоритетов в сторону кораблестроения. Но почему так рьяно? Турки даже своё стрелковое оружие не производят, имея отличную оружейную школу. Вопреки ожиданиям, они не клепают массово мопеды и багги, прицепы и малогабаритную сельхозтехнику… А ведь при их умении, упорстве и коммерческой жилке могли взять хороший рынок.
Так нет же, лишь кустарное штучное производство деревенского умельца, трудоёмкое, не выгодное.
Все силы и устремления — на морскую тему. Парусные и моторные лодки они строят, как пирожки пекут. И успешно продают американцам, знаю точно. Как знаю и то, что в Корабельной бухте развёрнуто строительство небольших пароходиков с деревянным корпусом.
А ведь турки никогда не были морской нацией, как и горцами… Хороший флот, и не малый, они имели всегда, но дальше Средиземноморья особо не стремились.
Интересная тема.
Перед въездом в бухту стоял не охраняемый шлагбаум. Открытый. Ни примитивной фишки в виде «грибка», ни КПП. Никто не пытался меня остановить ни на въезде, ни позже, на берегу.
Бухта не очень велика, но она больше, чем Рыбная. В зоне видимости исключительно «промка», и никакого тебе жилья. Зато есть крошечная мечеть.
Глаза сразу алчно разбежались… Так, верфей три, и все заняты судами разной степени готовности. Одно судно достраивают, скоро спуск на воду, на втором шпангоуты подгоняются под корпус, третье только заложено. Да это будут пароходы.
В бухте — полдюжины длинных лодок, рабочая баржа-балкер земной постройки, вполне морская, небольшая самоходка «река-море», маленький чёрный буксир с тупым вздыбленным носом с плотным рядком кранцев из шин, тип похож на наши РБТ, всеми портовиками любимые «роботы». Парусная шхуна с надписью «Naga Pelangi» на борту, то ли устричная, то ли рыболовецкая. А может и грузовая, устриц тут есть кому таскать. Ну и тройка непременных «зодиаков» за прямоугольником «колючки», похоже, это транспорт силовиков.
Что я там говорил про ревность? Мало говорил, тут, похоже, ещё и зависть сейчас включится…
Часть флота находится в море. И сколько из них относится к ВМФ? Или же они у них двуединые?
— Трахома… — вспомнил я Кастета.
С правой стороны бухты расположена ремзона, в работе находится одно парусное судно. Со стороны берега якобы закрытую для прохода посторонних площадку поджимает длинное каменное здание мастерской. Рядом капитальное каменное строение, дальняя стена упирается прямо в ноздреватую скалу. Из высокой трубы, облизывая камни, валят клубы дыма, через клапан то и дело прорывабтся обжигающие серые струйки — внутри с глухим стуком работает паровой молот.