Дизель и танк
Шрифт:
— Температура охлаждающей жидкости — восемьдесят пять градусов, давление масла — четыре и две атмосферы, расход топлива — двести двадцать грамм на лошадиную силу в час.
Руднев торжествующе поднял палец:
— Это на пятнадцать процентов экономичнее немецкого!
— Следующий этап, — продолжал Бурмистров, — проверка работы на разных режимах. Затем испытания в условиях перегрузки. После этого — суточный марафон на стенде.
— А завтра, — добавил Зубцов, — начнутся дорожные испытания. Двадцать километров
— В финале — подъем на Воробьевы горы с полной нагрузкой, — закончил Пятаков. — Вот там и посмотрим, чего стоят все эти красивые цифры на бумаге.
Тем временем наш двигатель вышел на максимальные обороты. Стрелка тахометра дрожала на отметке две тысячи восемьсот оборотов.
— Крутящий момент триста ньютон-метров! — в голосе Варвары звучала плохо скрываемая гордость.
Немецкие инженеры что-то быстро записывали в блокноты. Представитель Форд внимательно разглядывал конструкцию нашей топливной системы. Даже обычно невозмутимые итальянцы заметно оживились.
— А теперь проверим работу на разных режимах, — объявил Бурмистров. — Начинаем с малых оборотов, постепенно увеличиваем нагрузку.
Звонарев колдовал над приборами. Бережной, не отрывая взгляда от двигателя, поглаживал фуражку.
— Восемьсот оборотов, — командовала Варвара. — Тысяча… Тысяча двести…
На каждом режиме двигатель работал ровно, без провалов и рывков. Руднев торжествующе поглядывал на конкурентов:
— Обратите внимание на плавность работы, товарищи. Никакой вибрации!
— Тысяча пятьсот оборотов, — продолжала Варвара. — Момент растет линейно… Расход топлива стабильный…
Добротворский с Коломенского завода что-то тихо обсуждал с Пятаковым. До меня долетели обрывки фразы: «…принципиально новая конструкция…»
— Две тысячи оборотов! — Варвара подняла глаза от приборов. — Все параметры в норме.
Зубцов одобрительно кивал.
— Переходим к испытанию на максимальной нагрузке, — объявил Бурмистров. — Двадцать минут на полной мощности.
Велегжанинов еще раз проверил все соединения, теперь напевая что-то из «Пиковой дамы». Варвара не отрывала глаз от приборов.
— Начали! — скомандовал Бурмистров.
Двигатель загудел мощнее, стрелки приборов поползли вверх. Пять минут… десять… пятнадцать…
— Температура стабильная, — докладывала Варвара. — Давление масла в норме. Расход топлива даже чуть ниже расчетного.
Немецкие инженеры перешептывались, качая головами. Представитель Форд что-то быстро писал в блокноте.
— Двадцать минут! — объявил Бурмистров. — Испытание завершено. Первый этап считаю пройденным успешно.
— Что ж, господа, — Зубцов обвел взглядом собравшихся. — Предлагаю сделать перерыв. Через час начинаем суточные испытания. И помните — завтра нас ждут дорожные тесты.
Когда все начали расходиться,
— Впечатляет, Леонид Иванович. Особенно система охлаждения. Надеюсь, и завтра не подведете.
— Постараемся, — улыбнулся я.
Испытания проходили на территории Научного автомоторного института на Усачевке. Просторные боксы, современное оборудование, отличная измерительная аппаратура. В соседнем корпусе располагалась лаборатория топливной аппаратуры.
После первых испытаний все направились в институтскую столовую — большой светлый зал с высокими окнами. За длинными столами, накрытыми белыми скатертями, расположились участники конкурса.
Немцы держались обособленно, что-то обсуждая вполголоса. Итальянцы шумно переговаривались за своим столом. Представители Форд о чем-то спорили с инженерами Коломенского завода.
Наша команда устроилась у окна. Бережной степенно хлебал грибной суп, не снимая фуражки. Велегжанинов методично расставлял приборы строго в определенном порядке. Варвара просматривала записи испытаний.
— А борщ неплох, — заметил подсевший к нам Руднев. — Почти как в у нас в столовой завода. Но все равно не дотягивает.
К нашему столу подошел Добротворский с Коломенского:
— Позволите присесть? Хотел поговорить о вашей системе охлаждения…
После обеда все вернулись в испытательный бокс. Начинались суточные испытания, самый сложный этап. Двигатели должны непрерывно работать двадцать четыре часа.
Звонарев и Велегжанинов в последний раз проверили все соединения. Варвара настраивала измерительные приборы. Бережной, поправив фуражку, занял место у пульта управления.
Первые два часа наш дизель работал безупречно. Но вдруг Варвара нахмурилась:
— Что-то не так с топливной системой… Давление падает.
Я подошел к приборам. Действительно, стрелки показывали явное отклонение от нормы.
— Глушите! — скомандовал я.
Когда открыли топливный бак, запах был странный. Варвара зачерпнула немного топлива в пробирку:
— Это не наше горючее. Кто-то подмешал что-то в бак.
Руднев понюхал пробирку:
— Похоже на керосин низкого качества. Специально подобрали такой, чтобы не сразу заметить…
Велегжанинов начал методично промывать всю топливную систему, напевая теперь что-то особенно грустное.
— Что у вас там случилось? — подойдя, недовольно спросил Бурмистров. — Почему остановили испытания?
— Проблемы с топливной системой, — я старался говорить спокойно. — Требуется промывка.
— Хм… — Бурмистров нахмурился. — Значит, конструкция недостаточно надежна? Не может работать на разных видах топлива?
Варвара закусила губу, но промолчала, продолжая методично промывать систему. Велегжанинов, не прерывая пения, доставал из идеально организованного ящика все новые инструменты.