ДМБ-90, или исповедь раздолбая.
Шрифт:
Бедные, перепуганные офицеры беспомощно бегали и пытались остановить кровопролитие. Куда там! Если бы они сунулись в толпу, то за их жизнь я и ломаного гроша не дал бы. Кто-нибудь, да отвёл бы душу на них. Остановились мы сами. Силы закончились, практически все были в боевых ранах, кто-то валялся в полной отключке. Победителей не было. Всем досталось. Очень многих потом госпитализировали с переломами, вывихами и т.д.
Командование, пораскинув своими мозгами, решило не доводить дело до критической точки и вызвало, наконец-то, электриков, закупило необходимые детали для трансформаторной будки. Что же мешало сразу это сделать?
Когда я только прибыл в часть, то поразился отвратительному запаху от постельного белья. Когда я спросил ребят, что это такое, то мне простодушно объяснили, что его посыпают дустом от платяных вшей. Утром просыпаешься, а тебя ведёт, как наркомана. Так за ночь надышишься. И вот в такой армии я хотел сделать блестящую карьеру офицера-танкиста.
Пришёл и мой черёд заступать дневальным в наряд по роте. Событие пришлось как раз на возвращение из санчасти Магомедова. Готовил меня в наряд Лисовский, парень из Новосибирска, он заступал дежурным по роте. Я побрился, подшил свежий подворотничок из чьей-то простыни, до блеска полирнул сапоги. Так как я был уже борзым капитально, то вторым дневальным дали азербайджанца – кто-то ведь должен был делать всю грязную работу. Ну не я же, в самом-то деле?! Азербайджанцы стояли в солдатской иерархии на самой низшей ступени, то есть были «чмырями».
Ровно в шесть часов вечера все наряды гарнизона стояли на плацу на разводе. Дежурный по гарнизону, какой-то майор, важно прохаживался вдоль строя и спрашивал уставные обязанности наряда у, как казалось ему, наиболее подозрительных служивых. Меня от греха подальше спрятали во вторую шеренгу, я же устав так и не то, что не читал, я его даже не открывал. Слава богу, пронесло, на меня сей важный чин даже внимания не обратил.
После ужина я заступил в наряд. Отправив азика драить полы в туалетную комнату, я встал на тумбочку дневального. Только-только осмотрелся, как в роту вошёл тот самый чеченец. Вот так встреча. Ни он, ни я никак не ожидали увидеть друг друга так сразу. Злорадно глядя на меня, он прошипел:
– Вот и поговорим сегодня ночью. Наслышан я о твоих «подвигах».
– Я тоже «рад» тебя видеть. Жаль, что не мёртвенького.
Отбой у нас был в десять вечера. Разумно посчитав, что первым стоять выгоднее, спать я сначала отправил азика, а сам до двух ночи остался в наряде. Часа два прошли на удивление спокойно, а потом из спального расположения появился Магомедов.
– Ну что, пойдём в Ленкомнату, борзый?
– Пошли.
Волнение было приличное, я никогда не справился бы с ним, уж слишком здоровый был он, настоящий атлет. Внутренне меня трясло так, что даже мысли путались. Чеченец, заметив это, сказал:
– Ну, овечий хвост, пора отвечать за свои дела.
Тут же последовал удар в лицо такой силы, что искры из глаз посыпались. Оттолкнув его и выскочив из ленкомнаты, я рванул в бытовку, сломя голову. Я вспомнил, что там лежали куски разбитого стекла. Схватив голыми руками самый
– Ну давай, иди сюда, бей!
Все блатные собрались посмотреть на нас, но никто не влезал. Молча стояли и наблюдали.
Тут на шум из каптёрки выбежал старшина. Когда он оценил ситуацию, то сразу же мягкой кошачьей походкой подошёл ко мне и начал ласково говорить:
– Серёжа, Серёженька, успокойся, отдай мне стекляшку, ты ручку поранил, кровь льётся, отдай, пожалуйста. Ты меня слышишь? Я старшина твой, Гоча Зоидзе.
Он сделал знак чурбанам и Магомедова увели. Гоча пообещал, что меня никто не тронет в наряде. Я успокоился, расслабился, из меня как воздух выпустили, нехотя разжал пальцы и отдал осколок ему. Напряжение спало, захотелось дико спать. Поэтому я азика поднял на час раньше положенного.
Утро прошло спокойно. Ротного встречал докладом я. Азеру такое не поручишь. Когда капитан ввалился бухой в расположение роты, то опешил, увидев меня:
– О, наглеца припрягли в наряд! Давно пора!
Я, чеканя каждый шаг, направился к нему и, встав за три шага, доложил:
– Товарищ капитан, за время моего дежурства происшествий не случилось. Дневальный по роте военный строитель рядовой Ахмеджанов!
– Да, а с рукой что, почему перевязана кисть?
– Последствия онанизма, товарищ капитан!
– Всё умничаешь. Тьфу на тебя, пройдоха, – сказал «стакан» и направился в канцелярию.
После завтрака надо было за казармой в уличном туалете собрать использованную газету и сжечь. Ну вы понимаете, о чём я. Лисовский отправил туда азика, а я в окно следил за ним. Представляете, это «чмо» руками собирал газеты и руками же утрамбовывал их в металлическом баке. Меня чуть не вырвало, ну совсем нет никакого понятия о брезгливости. Кошмар! Дикарь, он и есть дикарь.
Чуть позже меня вызвал к себе Зоидзе. Зайдя в каптёрку я увидел его возле не заправленной кровати, жестом указывающего на неё, мол, заправь.
– Ты не припух, Гоча, а?! – вытаращил я глаза.
– Я тебе помог ночью, теперь ты мне.
– Да, а не пошёл бы ты куда подальше?!
– Тогда пиши объяснительную, что ты отказался выполнять приказ командира. Тебе влепят три года дисбата.
– Да не вопрос, только я укажу, что именно ты там приказывал.
– У, хитрый какой гадёныш. Где твой напарник?
– Говно чистит в парашнике. Скоро придёт и я направлю его к тебе.
– Не, мне он такой не нужен тут. После параши мою койку заправлять? – ужаснулся старшина.
– Тогда сам, Гоча. Ручками. Руч-ка-ми. А ещё раз такое повторится, так я тебе всё табло разнесу. Ты понял, дитя гор? И хрен ты кому пожалуешься!
Из каптёрки я вышел довольный самим собой. После обеда я с Лисовским играл в шахматы, потом писал письма. Служба прошла спокойно. Азик стоял на тумбочке всё это время, сменял я его только для уборки, и чтобы он сходил покушать. После ужина заступил другой наряд.
Как-то будучи дежурным по батальону, наш «стакан» решил развеять скуку тем, что после ужина мы занимались шагистикой под песню о крейсере «Варяг». Мне это всё очень быстро надоело и я взмолился: