Дневник библиотекаря Хильдегарт
Шрифт:
Синяя вазочка с колосьями, как на ВДНХ.
Розетка для варенья, тоже вызывающая воспоминания о ВДНХ – на этот раз о чашах, наполненных зерном, и об обожравшихся до икоты, до потери человеческого облика воробьях, облепляющих эти чаши со всех сторон.
Хрустальный подсвечник в виде приземистой заснеженной избушки. Свеча в него вставлялась так, что при зажигании её получалась композиция «пожар в бане». Очень яркое, хотя и жутковатое зрелище.
Старинный, почти дореволюционный пупс в кружевной
Был китаец – голова,
Знал он русские слова,
Получив письмо от Вали,
Все китайцы танцевали,
Целый день в ладоши били
И на радостях решили –
Вале мы пошлём в ответ
Чаю вкусного пакет!
Что это была за песня? что за стихи? – я понятия не имела. Но она лучше всего действовала на пупса; он слегка распускал морщины на лбу и вздыхал, качая в такт головой. Видимо, он и вправду был китаец. Я мечтала как-нибудь попросить у него взаймы чепчик и рубашку для своей любимой куклы, - но мысль о том, как бедному старичку будет неуютно сидеть голышом в серванте, на виду у всех, удерживала меня от этой просьбы.
…. Вы думаете, я перечислила ВСЁ, что было в серванте? Нет, конечно, вы так не думаете. Я и десятой доли всего не перечислила. А если учесть то, что стояло НА серванте, то…
Но тут из кухни выходила мама или бабушка и объявляла мне амнистию. Раньше, когда я была помоложе, то наивно просила:
— А можно, я ещё чуть-чуточку постою, а?
Почему-то эта просьба расценивалась как особенно тонкая, иезуитская форма протеста и вызывала только раздражение у взрослых. Поэтому со временем я научилась подчиняться, со вздохом вылезала из угла и шла на кухню обедать или на улицу – играть. Сервант не обижался и, усмехаясь, ждал. Он знал, что наше расставание будет недолгим.
Видимо, с той поры я полюбила Игрушки В Которые Нельзя Играть. Это был самый чудесный, самый таинственный и заманчивый вид игрушек. Нет, играть-то в них было, разумеется, можно и нужно, но только мысленно, не прикасаясь руками. Чудесное, упоительное занятие, которому можно предаваться часами, не смущая и не раздражая взрослых, которые ни о чём и не догадываются! Поэтому я так рано полюбила музеи – эти потрясающие места скопления Игрушек В Которые Нельзя Играть.
Кстати, Туська тоже любит такие игрушки. А вот Юлька – нет. Ей вынь да положь такие, которыми можно распоряжаться полностью и безраздельно.
13 март 2009 г. Сёстры Зюмфиры
Вечером Юлька сидит в углу, упираясь подбородком в коленки и стискивая кулаки. Лицо у неё суровое и надутое, как у посаженного в клетку, но не сломленного духом хомяка.
— Что, в угол поставила, да? – спрашиваю я у Юлькиной мамы. Тихонько, чтобы Юлька, не дай Бог, не услышала.
— В угол поставила, да! – нарочито громко отвечает Юлькина мама и не без боязни косится в сторону угла. Юлька
— Она воровка, а не Машенька, - хрипло уточняет Юлька из угла.
— Не выдумывай! Никакая она не воровка! Просто… так случайно получилось. Юлька играла с этой Машенькой. И дала ей свою куклу… Ну, барби такую свою страшненькую – знаешь? – у которой ещё шубка..
— Ты сама страшненькая! – мрачно откликается Юлька из угла.
— Ты мне погруби ещё! Ты мне погруби! Совсем распустилась… Хочешь, чтобы я тебя нашлёпала, да?
Юлька отвечает ей улыбкой измученного пыткой узника, которому сообщают, что сегодня вечером – его казнь.
— Так вот… Дала ей куклу поиграть. Сама дала, между прочим. А потом мы все вместе пошли на автобусную остановку. И я уже не помню даже, как это получилось.. в общем, я стала Юльке шарф перевязывать, а в это время подошёл автобус. И Машенька с мамой туда сели, а мы не успели… Вернее, мы даже не собирались туда садиться, потому что это не наш автобус был. Мы не успели куклу обратно забрать. И она так и осталась у Машеньки. И мы видим – автобус отъезжает, Машенька стоит сзади у окна и машет нам этой самой куклой… И знаешь, что Юлька учудила? Она бросилась за этим автобусом прямо на шоссе, на проезжую часть! И побежала за ним, представляешь? Я даже опомниться не успела! Ребёнок посреди шоссе, машины гудят, тормоза визжат, у меня сразу сердце – раз! – и вниз. Ноги ватные, перед глазами пелена… И мне же ещё потом водители выговаривали, что я за ребёнком не смотрю!
— Честно говоря, правильно выговаривали.
— Правильно?! Ну, да… Я сама знаю, что правильно. Но ты не представляешь, с какой она скоростью вылетела на шоссе! Никто просто опомниться не успел! Я вообще не понимаю, как они успели все затормозить на полном ходу… Там же адское движение, просто страшное, в обе стороны! Просто я не знаю.. просто ангел-хранитель помог, не иначе.
— Вообще – это даже представить себе страшно.
— Вот видишь! Тебе представить страшно, а у меня всё это на глазах! Как ты думаешь – какая нервная система тут нужна?.. Но моя-то красавица – какова, да? Ведь не маленькая уже. Я же ей миллион раз говорила, чтобы не смела даже подходить к проезжей части, пока там движение! Ну, надо же думать головой, хоть немножко, хоть изредка, для разнообразия!
— И что – она у тебя теперь весь день стоит в углу?
— Стоит?! Это называется – стоит? Нет. Стояла она до обеда. А потом я её простила и выпустила. То есть, попыталась выпустить.
— А она что, не выходит?
— Представь себе, не выходит. Так там и сидит. И обедать не пошла, и ужинать. Она, видите ли, обиделась! У нас, видите ли, самолюбие такое неприкосновенное – ни по заднице нам не дай, ни в угол не поставь! Мы гордые, мы этого не переносим!
— Хм… А – кукла?..
— А что – кукла? Теперь не знаю, как быть с этой куклой. Мы же даже фамилии этой Машеньки не знаем. И где она живёт – тоже не знаем. Одна надежда., что они завтра опять в парк придут и вернут нам эту чёртову куклу…