Дневник лабуха длиною в жизнь
Шрифт:
– Убью! Убью!
Пока бежал, до меня дошло, что у меня нет ни магазина, ни патронов, но останавливаться было уже поздно.
Пока ломал дверь, я начал соображать, что веду себя как минимум неадекватно. Удары становились все реже и слабее, и тут на меня накинулись сразу три сверхсрочника. Подоспел и лейтенант с четырьмя солдатами. Мне заломили назад руки и связали. Я не сопротивлялся, тихо лежал на полу, тяжело дыша. Кто-то произнес:
– Это дисбат!
Меня отвели в подвал. Закрыли. Было темно и тихо. Сел на ящик, все еще тяжело дыша. Через несколько минут дыхание успокоилось, в голове стало проясняться,
Мне уже было все равно. Прошло пару часов. За мной пришли два солдата с автоматами.
– Куда идем?
– К замполиту в политотдел.
Страшное слово "политотдел" ассоциировалось как минимум с колючей проволокой. Солдаты держали меня с двух сторон под руки. Замполит майор Ашман сидел за столом.
– Идите, - не отрываясь от бумаг, отпустил он солдат.
– Садись.
Сел, незрячими глазами уставился в угол. Майор что-то писал. Через минуту, оторвав голову от бумаг, снял очки и внимательно оглядел меня.
– Ну, рассказывай, - как-то неожиданно мягко сказал он.
Пока я говорил, он, подперев голову рукой, смотрел с любопытством. Мне показалось даже, что заметил в его глазах какое-то сочувствие. Во время рассказа мое дыхание сильно участилось.
– Ты успокойся, на, выпей воды.
Замполит налил мне из графинчика полстакана воды. Рассказал я ему о том, что дома у меня сложная семейная ситуация, жена не ладит с матерью, а идти ей некуда, и теперь вот ребенок вчера чуть не умер. Говорил о том, что очень сожалею о содеянном и никого не собирался убивать, видимо, повлияло на мое поведение напряженное состояние моей нервной системы. Пока говорил, разглядел майора Ашмана: среднего роста, с приятным лицом и мягким взглядом. Видел я его раньше, на праздничных концертах в клубе, но никогда не обращал особого внимания. Внимательно выслушав мою исповедь, Ашман еще с минуту молча смотрел на меня. Я смотрел в пол.
– Ребенок в больнице?
– спокойно спросил замполит.
– Да, - тихо ответил я.
Майор что-то черкнул на бумажке, протянул мне.
– Возьми увольнительную, иди в больницу к ребенку и чтоб к отбою вернулся. Потом решим, что делать с тобой.
Такого я не ожидал.
– Спасибо! Спасибо большое, товарищ майор!
– едва не задохнулся я от радости.
– Разрешите идти, товарищ майор?
– Иди!
– махнул рукой майор.
Я отдал честь. Развернулся на месте и был таков.
Меня не посадили. Замполит майор Ашман спас меня! Попади я в дисбат, жизнь моя, вполне вероятно, пошла бы по наклонной. Ничего хорошего меня бы не ждало! В те годы еще не размышлял о Боге, об ангелах-хранителях. Все это придет, когда должно будет прийти. Похоже, ангел вмешался!
Рота обеспечения
Из оркестра меня выгнали, и я продолжил службу в роте обеспечения. Командиром роты был капитан Тумаш. Небольшого роста, поджарый, лет сорока пяти мужичок. Называли его Железный Командир. Был строг, но справедлив. Время от времени устраивал боевую тревогу. Так было и в этот раз. В два часа ночи сержант завопил:
– Боевая тревога-а-а! Подъе-е-ем!
Сонные солдаты, тихо
– Портянки мотайте хорошо! Далеко бежим!
Тумаш погнал нас в Глинна Наварию: приблизительно десять километров в одну сторону. Сам бежал рядом. В какой-то момент крикнул:
– Газы!
Мы на ходу натянули противогазы. Долго он нас не мучил и через пять минут дал команду:
– Отставить газы!
Рота змеей растянулась метров на сто. Капитан разворачивал всю роту назад, к последнему бегущему, и снова вперед. Ребята злились на отстававших. Я бежал не в самом конце, за мной было еще человек десять. Бежать становилось все труднее. Меня подстегивала накопившаяся злость: за то, что выгнали из оркестра, за то, что крыша поехала, за то, что происходило дома, и вообще за все! Наконец Глинна Навария. Капитан дал десять минут на отдых. Все повалились на землю. Десять минут пролетели, и рота побежала назад. Я опять бежал почти в конце, но, видимо, пришло второе дыхание, и я держал свою позицию, только автомат бил по спине да скатка по шее. Змея бегущих растянулась уже метров на двести, но Тумаш больше роту не заворачивал. До финиша оставалось километра два, как Васылько, маленького роста, тщедушный парнишка, бежавший за мной, начал отставать.
– Я бильше не можу, бильше не можу!
– почти плакал он.
– Васылько, трошки зосталось.
Я уже знал, что добегу.
– Ни, не можу, не можу!
Он стал отставать. Слезы, смешавшись с соплями, размазались по лицу.
Жаль стало Васыля.
– Давай мне свой автомат!
– Правда?
– Давай, давай!
Я надел его автомат на себя. Капитан оглянулся, но промолчал. Оставалось еще с километр, когда Васыль, бежавший теперь рядом со мной, опять начал отставать.
– Все, не можу бильше! Не можу! Я зараз лягу.
– Васыль, мало зосталось. Ще трошки!
Не знаю почему, но мне очень захотелось, чтобы он добежал. Я снял свой ремень. Зацепил пряжку за крючок. Получилось большое кольцо.
– Трымайся!
Протянул ему кольцо, и так - я тянул его за собой - мы медленно, самыми последними - добежали! Тумаш все видел и снова промолчал.
Воскресенье. Лето. Тепло. Обнажившись по пояс, гоняем в футбол. К службе в роте я пообвык. Одно было не очень приятно: часто после похода в солдатскую баню подхватывал лапчатую вошь (мандавошек). Раз в неделю по субботам тем, кто не провинился, капитан Тумаш давал увольнительную до десяти вечера, что было очень кстати. Ира брила мне причинное место и мазала серо-ртутной мазью.
Служил с нами старший сержант, молдаванин Думитру. Солдаты не любили его - он лепил наряды вне очереди. Как-то ребята решили его проучить. В роте всегда можно было найти несколько ребят, носителей этих отвратительных насекомых. Каждый, у кого они были, наковырял в бумажку сколько мог, после чего ссыпали все на один кусок бумаги. Тот, кто вызвался привести приговор в исполнение, после отбоя, выждав, когда сержант заснет, приподнимал одеяло... и высыпал содержимое бумажки на него. Надо добавить, Думитру был очень волосат. Через два дня бедняга неистово чесался - солдатам в кайф!