Дневник лабуха длиною в жизнь
Шрифт:
– Где ты был?!
– налетели на меня.
– Ты что, не слышал звонков?! Почему ты весь мокрый?!
– Почему, почему. Шел по мостику, нога подвернулась, и я упал в арык. Чуть не утонул!
– Быстренько на сцену! Начинаем!
– крикнул бригадир.
Я спрятался как мог за контрабас. Вода маленькими ручейками предательски стекала на сцену. Был обычный среднеазиатский, душный вечер, и минут через пять я подсох. Брюки затвердели, как мокрое белье на морозе, и вонь начала медленно распространяться, начиная со сцены. Музыканты вертели головами, ища источник вони. Я играл и делал вид, что меня это не касается. Вонь дошла до первых
– Шик усрался! Шик усрался!
– громко зашептал он и стал смеяться. Музыканты смотрели на меня и тоже смеялись. Солист пел и бросал взгляды в мою сторону. Первые ряды внимательно смотрели на сцену.
Я шипел:
– Не смотрите на меня!
Было очень стыдно и как-то обидно. На этот раз я в антракте покурить не выходил. Стоически выдержал (и не только я) второе отделение. Летний театр, к счастью, был в десяти минутах ходьбы от гостиницы. В номере была ванна, и это все, что мне сегодня было нужно.
Бэгюль
Несмотря на неприятность в Термезе, гастролировать мне нравились. Не каждому удается за два месяца посмотреть такое количество городов. Смена декораций пришлась по вкусу. Новые места, новые действующие лица проносились калейдоскопом. Возил нас большой львовский автобус, и покатили мы в Туркменистан, в ничем ни запомнившийся город Чарджоу. Дали концерт и рано утром выехали в Мары. Переезды были не маленькими. В этом городе провел свои детские годы поэт, которого обожала советская молодежь, - Эдуард Асадов.
Мне запомнились Мары по причинам более прозаическим. Времени перед концертом оставалось немного. Я прошелся по центральной улице, перекусил и вернулся в номер. Начался концерт, я разглядывал публику. Встретился глазами с женщиной лет тридцати, сидевшей в седьмом или восьмом ряду. Она улыбнулась. В течение всего первого отделения мы бросали друг другу взгляды-призывы. В антракте я вышел покурить. Незнакомка первой проявила инициативу и подошла. Увидев ее вблизи, я сразу расхотел флиртовать. Выглядела она лет на сорок, впрочем, с хорошей фигурой. Шатенка, с собранными в пучок на затылке волосами, в розовой мохеровой кофточке, в туфельках на каблучках - она была весьма элегантна. Но даже для сорока лет у нее было уж слишком морщинистое лицо. Мне ведь было только двадцать три, да и не голодный я. Поболтали немного, и она сказала, что будет ждать меня после концерта. Я не хотел ее, но согласился. Чуть позже все же передумал.
Концерт закончился. Я раньше всех загрузился в автобус, трусливо спрятался на заднем сиденье и украдкой наблюдал, как она, высматривая меня, крутит головой во все стороны. Наконец все разместились, и автобус тронулся к гостинице. Облегченно вздохнув, я уселся нормально.
У гитариста был день рождения, и музыканты собрались у него в номере отметить. Вскорости в дверь постучалась горничная:
– Кто из вас Эдуард Шик?
– Я! А что?
– Вас к телефону.
Кто меня может спрашивать в этом небольшом туркменском городке? В голову не могло прийти, что это та, от которой я улизнул. Я даже имени ее не запомнил. Однако это была она и стала распекать меня - сказала, что я поступил с ней не по-мужски, и она, как девчонка, ждала меня, и что так нельзя! Я пытался оправдываться.
–
– неожиданно спросила она.
– Ну... у нас вечером концерт...
– заговорил я, растягивая слова.
– Значит, так! Завтра в двенадцать дня буду ждать вас у гостиницы! И пожалуйста, не ведите себя, как ребенок! Договорились?!
– Ну да.
Какой напор, какая настойчивость!
В половине двенадцатого я еще валялся в постели. Идти к ней никак не хотелось. Хотелось пройтись по городку, где-нибудь перекусить. Среднеазиатская еда пришлась мне по нраву. Может, попадется кто-то помоложе? "Кажется, я начинаю входить во вкус?!" Но мне надобно выйти из гостиницы, а там... расставлены сети! И в то же время (видимо, последствия воспитания) не хотелось обижать женщину.
Я вышел. Меня ждала элегантная женщина в возрасте, при солнечном свете выглядевшая еще старше, чем вчера вечером. Мы поздоровались. Звали ее Бэгюль. Я предложил позавтракать. Она сообщила, что живет недалеко и что дома уже накрыт стол. Возражать я не стал. Пока шли, Бэгюль рассказала, что работает детским хирургом в местной больнице, живет одна, давно в разводе, детей нет. Я понял, ей нужен был мужчина, которого в городе не знают. Бэгюль спросила, женат ли я и есть ли дети. На оба вопроса я ответил утвердительно.
Домик оказался очень симпатичным, с небольшим ухоженным садиком, в котором росли яркие, сочные цветы. Стол был накрыт, как для эмира, весь уставлен яствами, которые во Львове можно достать только по большому блату. Еды хватило бы на весь оркестр. Я был приятно удивлен и принялся за угощение. Бэгюль предложила коньяк, но я отказался. Дама похвалила меня, сказав, что, мол, молодец, сама же выпила рюмочку. Плотно подкрепившись, я закурил. Бэгюль сидела напротив и улыбалась.
– Пошли!
– неожиданно сказала она.
– Куда?
– вздрогнул я.
– Идем в ванну, я помою тебя!
– протянула она мне руку.
Я повиновался. Бэгюль помыла меня, обтерла полотенцем. Я как будто в детство попал. Женщина взяла меня за руку, повела в спальню - на сладкое заклание.
Окна были зашторены, в доме царила приятная прохлада. Бэгюль оказалась горячей, страстной, пахла приятными духами, и минут через пять все закончилось. Она продолжала нежно ласкать меня, и через короткое время плоть была готова к продолжению. На этот раз было дольше. Я закурил. Бэгюль лежала на спине, блаженно прикрыв глаза. Мной овладела приятная истома. Сейчас бы поспать. Но не тут-то было. Совсем немного времени прошло, и... опять ее рука поползла к межножью. Не знаю, что эти волшебные руки хирурга делали, но я, к моему собственному великому удивлению, стал готов и в третий раз. На этот раз кувыркались еще дольше. Я чувствовал, что мне просто необходимо было отдохнуть.
– Отдохни, милый, - проворковала женщина, - я принесу тебе фрукты.
Принесла на подносе арбуз, вкуснейшую дыню, персики, виноград. Я сидел на большой кровати, скрестив ноги, и уплетал угощения. Она сказала, что покажет мне кое-что, и достала журнал "Хирургия". На открытой ею странице я увидел парнишку лет восемнадцати, сфотографированного в профиль, - с двумя детородными органами?! Один как у всех, другой же торчал из затылка. Бэгюль сказала, что оба органа вырабатывают сперму. На втором фото у парнишки на затылке был послеоперационный шрам - подарка от природы больше не было. Я развеселил ее, изображая, как можно было бы быть одновременно с двумя женщинами.