Дневник лабуха длиною в жизнь
Шрифт:
– Ой!
– вскрикнула мама.
– Ира, у тебя все ноги в крови!
Все уставились на Ирины ноги. Из-под платья по ногам обильно стекала кровь.
– Ира! Что случилось, ты что, поранилась?
– забеспокоился я.
– Да какой там поранилась! Аборт она сделала!
– выкрикнула мать, оперлась рукой о стол, другой рукой взявшись за сердце.
– Ира, какой аборт?!
– промямлил медленно я.
– Какой, какой - обыкновенный аборт, ты что, не понимаешь?!
– громко, молотом по голове, кричала мама.
Папа
– Я пойду.
– Никуда ты не пойдешь, ты что, сдохнуть хочешь?! Говори, где делала аборт!
– требовала мать.
Ира стоять не могла. Села. Молчит.
– Говори, где делала?!
– наступала мать.
Что-то очень больно обрывалось в сердце.
– Я не могу, - всхлипнула Ира, растирая слезы по щекам.
– Тебя не дочистили! Ты или сдохнешь, или скажешь адрес! Твой муж поедет и привезет ту, которая тебе делала - а если ты не скажешь, придется вызывать "скорую", и ты обязана будешь сказать, кто и где! И ее посадят!
Ира еще пуще разрыдалась.
– Хорошо, - произнесла она тихо.
– Давай адрес!
– командовала мать.
Ира еле слышно назвала адрес.
– А ты чего в стенку уставился?!
– вывела меня из прострации мать.
– Бери такси и привези горе-докторшу! И побыстрее!
Я быстро встал и вышел. Такси ловил недолго и через двадцать минут привез перепуганную, благодарную докторшу. Мама накрыла кухонный стол простыней, поставила миску с кипяченой водой. Мы все вышли.
Я подошел к окну - уставился в ступоре на улицу. Сердце сжималось так, что казалось - вот-вот разорвется. Все тихо сидели за столом. Мама молчала. Иногда она знала, когда нужно помолчать. Голову клонило книзу. Видимо, давила тяжесть роскошных рогов. Никто не проронил ни слова.
Наконец врачиха позвала нас. Ира сидела очень бледная. Докторша уже собрала свой инструмент и свернула окровавленную простыню. Уже в дверях обернулась ко мне и сказала:
– У вас была двойня, а тебе, - бросила взгляд на Иру, - нужно лечь!
Жена легла на наше с ней бывшее ложе. Мы снова вышли в комнату и сели за стол. Говорить было не о чем. Лёня смотрел на меня. В его глазах блестели слезы. Мама пошла поставить воду на чай. Через пятнадцать минут Ира встала и сказала, что пойдет домой.
– Полежи еще, - посоветовала моя мама.
– Нет. Пойду, - уверенно ответила Ира.
– Иди! Держать не буду!
– отрезала свекровь.
Я пошел проводить. Оставлять одну дома не хотел и всю ночь проспал на кресле-кровати. Утром собрал чемодан и ушел к маме. Ира тихо плакала.
Прожил я неделю у родителей... и вернулся в свою квартиру. Я должен был знать, кто был с ней и как это все получилось. Я не мог смириться с тем, что теряю ее навсегда. "Навсегда" - пугало. Я не мог себе представить, что Виталик будет расти где-то без меня. А может, это была просто отговорка? Может быть, я просто искал причину, чтобы вернуться и опять простить?! За всю неделю
– Сынок, ты не можешь с ней жить. Ты должен развестись! Она никогда не будет нормальной женой, еще и с такой работой!
Я молчал. Нет ничего больнее окончательно разбитых иллюзий.
Пришел днем, надеясь застать ее перед работой. Ира лежала. Сел рядом. Она молча смотрела на меня.
– Ира, - начал я, - ты можешь рассказать, что произошло? Если ты не хочешь, настаивать не буду и уйду...
– Не уходи, - тихо попросила Ира.
И такой у нее был несчастный вид!
– Тогда расскажи, что было?
Немного помолчав, она заговорила.
– Ты мне, наверное, не поверишь, но это правда, - глянула на меня честным взором жена.
– Рассказывай.
Ира встала с кровати, подошла к окну. Закурила. (Не курила долго и сигарет не покупала.)
– У Алки (подружка, актриса) был день рождения, и мы собрались в гостинице в ее номере, чтобы отметить.
Я уже понял концовку. Она напьется и... Жена замолчала и собравшись с духом выпалила:
– Я много выпила...
– И выпила так много, что не очень соображала и ничего не помнишь, - закончил я за нее.
– Да... откуда ты знаешь?
– бросила Ира на меня удивленный взгляд.
– Мелькнуло в голове.
– Я чувствую, что ты мне не веришь, - надула губы жена, - но это, наверное, было алкогольное отравление!
– Надо же было так напиться, чтобы не помнить, кто на тебя залез?!
– презрительно произнес я.
– Я знала, ты не поверишь!
– увлажнились карие глаза.
– В том, что на тебя кто-то залез, вся моя семья убедилась!
– произнес я с презрением.
– Я так и знала!
– раздражаясь, повысила Ира голос.
– Я в самом деле слишком много выпила и ничего не помню!
– Получается, что тебя изнасиловали? Да?!
– раздражался и я.
– Я не знаю, не знаю, не знаю!
– закричала жена, упала на кровать и громко зарыдала в подушку.
"Что делать? А вдруг она говорит правду?" Я встал с кровати. Закурил. Уставился в окно. Тихо шевелились рога. Рыдания стихли. Доносились всхлипывания. Мне всегда тяжело было переносить ее слезы, и она умело этим пользовалась.
– Эдик, пожалуйста, я говорю правду, - глянула она преданным взглядом.
– В правде твоей тоже мало хорошего!
– проговорил я скорее для себя.
Она придвинулась ко мне, взяла мою ладонь и положила на нее свою щеку.
– Пожалуйста... поверь... я люблю тебя!
– с мольбою, горячо прошептала Ира.
Руку я не забирал. Щека высохла. Театральные слезы сохнут быстро. Я остался, но спать лег отдельно. "Что со мной происходит? Не могу без нее!"
Когда на следующий день зашел к родителям забрать свои манатки, все смотрели на меня, как будто со мной не все в порядке. И это было, пожалуй, близко к правде. Когда я уходил, мать бросила вдогонку: