Дневник лабуха длиною в жизнь
Шрифт:
Я ошарашенно присел на стул. В голове накапливался хаос. Ира распаковывала чемодан. Я отрешенным взглядом вперился в окно.
– Кофе сварить?
– буднично спросила Ира.
Я не отвечал, уже не в первой рассматривая в окно обшарпанную стену противоположного дома. Она пошла варить кофе. Когда вернулась, я сидел все в той же позе, слегка раскачиваясь вперед и назад, точь-в-точь старый молящийся еврей. В горле пересохло.
– Ира, - прохрипел я, - на днях пришел вызов из Израиля.
Она молча пила кофе.
– Что делать будем? Так ты поедешь?
Помолчав, тихо ответила:
– Поеду.
–
– Уйду, - и, вздохнув добавила: - Иначе как же я поеду?
Я пригубил кофе.
– Что будем делать с ребенком?
– Ничего не будем... Больше абортов делать не буду, - уверенно и твердо произнесла она.
– Хватит десяти... рожать буду!
– Не уверен в том, сколько их было от меня!
– съязвил я.
– Эдик, пожалуйста...
– вздрогнула жена... и смолкла.
Какая-то новая Ира!
Давно стемнело. Выкурили пачку сигарет. Свет не включали. Она сидела напротив окна, в которое попадала толика лунного света. После долгого молчанья я наконец спросил глухим голосом:
– Так когда у нас с тобой появится ребенок?
– По моим подсчетам - в конце января.
– У нас вызов на троих, придется ехать в Киев в посольство, вписать еще одного или одну, - пробормотал я больше для себя.
– Придется, - спокойно подтвердила Ира, - может, ляжем? Устала я немного с дороги.
– Да, конечно, я открою дверь проветрить квартиру.
Мы легли, каждый на спину, и какое-то время оба смотрели в темный потолок. Повернулись друг к другу. Она прильнула губами к моим губам, обвила руками шею и горячо зашептала:
– Я так соскучилась, так соскучилась!
Мы предались взволнованно-нервной любви.
Через пару дней заехал к Наташе. Сели в машину, и я рассказал ей о том, что хочу уехать в Америку, и что Ира согласилась ехать, и что голова идет кругом от всего этого.
– Да, нашкодил ты, - произнесла бледная Наташа.
Потупив взор, я молчал.
– Что будешь делать?
– спросила она тихо.
– Не знаю... Знаю, что не могу без тебя!
– Теперь, когда у вас будет двое детей... ты должен остаться с ней, - и Наташа ушла.
Я еще долго сидел в машине. Через три дня, забрав Виталика из Ходорива, мы поехали "дикарями" в Ялту. Отпуск был не из лучших. Разговаривали между собой мало. Я скучал по Наташе. Ира чувствовала это и молча переживала. Наконец отпуск подошел к концу, и мы вернулись домой. Дома находиться я не мог, все искал причины, чтобы улизнуть. Срибный, узнав, что я натворил, обозвал меня мудаком.
Он иногда ходил вместе с Наташей в гости, но никогда не представлял ее как девушку друга, видимо, надеялся на то, что придет время и он с чистой совестью сможет поведать ей о своих чувствах.
Любовью мы с Ирой занимались все реже и спокойнее.
Ну и невеста!
Вскоре Лёня стал встречаться с Таней. Все его девушки - Зина, Беба и Таня - были пианистками, учились вместе с ним на одном курсе в училище, а затем и в консерватории.
Прохладным октябрьским днем мы грузили в мою и Боярского машины инструменты и аппаратуру. Натан, Кабан, Лещ, Боярский и я ехали играть еврейскую свадьбу. Хозяева свадьбы хотели, чтобы свадьбу играл именно этот состав, и по этой причине назначили
По дороге домой рядом со мной сидел Натан.
– Вот это баба! Вот это невеста! Ну точно Софи Лорен! Повезло же парню отхватить такую!
– не закрывался у него рот.
Я утвердительно покачивал головой.
Страдания
Пришел холодный и дождливый ноябрь. У меня - выходной, но, несмотря на дождь, я пытался что-либо придумать, сорваться куда-нибудь. Ира видела, что я не в себе. "Через два месяца родится ребенок, и надо будет вписать его в вызов, подать документы на эмиграцию. Но я не могу ехать! Не могу оставить навсегда Наташу!" Таяла льдинкой моя любовь к Ире. Она уже давно это почувствовала, и мы оба мучились. Видел боль в ее глазах. Сказать было нечего. "Необходимо что-то менять! Но что и как?"
Ира лежала на кровати. Я сидел за столом и курил одну за другой, тоскливо уставившись в мокрое окно.
– Ира, - глухо вымолвил, - нам нужно поговорить.
Она не отвечала.
– Ира, ты меня слышишь?
– Да, - тихо прозвучало с кровати.
Я подошел, присел рядом. Колебался, не зная, как начать.
– Ира... не знаю, как тебе сказать... у нас с тобой многое изменилось...
– Можешь не продолжать, - неожиданно резко перебила она, - я ведь вижу - ты влюбился в Наташу, и не о чем тут рассуждать!
Уставившись в пол, я молчал. Ира отвернулась к стенке. В безмолвном плаче подрагивали ее плечи. Мои глаза увлажнились, две капли упали на пол. Жалость к обоим комом застряла в горле. Оба беззвучно плакали. За окном вторил ливень.
– Эдик, - шепнула Ира в стенку, - не уходи сейчас... через два месяца я рожу... дай мне спокойно родить.
– Хорошо... не уйду, - прошептал я.
Я приехал к Наташе. Мерзкий холодный дождь не прекращался. В машине было тепло и уютно. Я рассказал ей о создавшейся ситуации, о том, что обещал подождать до родов, что уже не смогу быть отцом второму ребенку, что любовь моя к Ире угасла, и что жить с ней я уже не смогу.
– И уже твердо знаю, что тебя люблю!
– прибавил я тихо.
Она глянула на меня и проговорила с укоризной, грустно покачивая головой:
– Что же ты наделал... ведь я тебя тоже люблю.
Воодушевившись, взял ее ладони в свои руки.
– Наташенька, пожалуйста, дай мне два месяца, она родит, и я уйду.
– Тебе решать, я тебе ничего не обещаю, - сказала она и стихла.
Я молча и понуро покивал головой.
– Я пошла, - открыв дверь машины, она быстро забежала в свой подъезд.