Дневник лабуха длиною в жизнь
Шрифт:
Зашли в больницу. Меня уже ждали. Подошла санитарка и, плача, сообщила:
– Она умерла.
– Как умерла?!
– громко выкрикнул я и, рыдая, упал Кабану на грудь.
Он тоже плакал и гладил меня по голове. Несмотря на мои нехорошие предчувствия, к этому я не был готов! Все, что угодно, но только не такой конец! Подошел какой-то врач и мягко сказал, что мне нужно подняться с ним на второй этаж. Неуверенным шагом я поплелся за ним. В комнате ждали трое мужчин. Врача Лёни, наблюдавшего за Ирой, не было - он ушел домой спать.
Попросили присесть.
–
Я смотрел на них неосознанным взглядом.
– Вы понимаете, - продолжал тот, - у нее произошел разрыв шейки матки... последовал болевой шок... ее нужно было сразу подключать к реанимационному аппарату... но у нас в больнице его нет... Мы позвонили в мединститут... И они повезли к нам аппарат... Но болевой шок продолжался десять минут... в такую погоду они ехали дольше обычного... Она не дождалась, - закончил он.
Я поднял голову, глянул в глаза говорившему и пересохшим горлом спросил:
– А ребенок?
– К сожалению, девочка задохнулась уже на выходе, - тихо ответил он.
Медленно поднявшись со стула, я вышел, не попрощавшись. Спустившись на первый этаж, сел на скамью, стоявшую у стены. Кабан присел рядом.
– Коля.
– Что?
– Что мне делать?
– в прострации, медленно, растягивая слова произнес я.
– Виталик дома ждет братика или сестричку... Как я смогу ему сказать, что мамы больше нет... Сестрички тоже...
Кабан вытирал платком слезы. Я не плакал. Черная пустота заполнила все мое нутро.
Посидев немного, мы поплелись к машине. Снег прекратился, но сугробы остались. Скоро полночь. Мы долго добирались к родителям. Поставили машину.
– Эдик, я пойду домой, - сказал Коля.
– Как же ты?..
– Ничего страшного, - бодро ответил он, - дойду.
Мы попрощались. Кабан в туфлях зашагал по сугробам домой.
Я зашел к родителям, и ко мне тут же подскочил Виталик:
– Папа, кто?
Я обнял его и заплакал. Он в свои почти двенадцать лет понял, что случилось что-то очень плохое, и тоже заплакал.
Мама тоже поняла и истошно закричала, заламывая руки:
– Нет, нет, я этого не хотела, нет, не хотела-a-a!
Папа тихо плакал.
– А ребенок?
– плача, спросила мать.
– Девочка тоже, - ответил я.
– Я не хотела! Нет, нет!
– продолжала заламывать руки мать.
Я сел с Виталиком за стол, и мы плакали все вместе.
– Я пойду к соседям позвонить Тасе, - сказала мама и вышла за дверь.
Тася, Ирина мама, ждала от нас звонка. Телефон был у соседей. Несчастные родители, еще не знают, что единственного ребенка не стало.
Я лег спать с сыном. Мы еще долго вместе всхлипывали.
Рано утром я проснулся от шума в кухне. Приехали Тася с Владеком с почерневшими от горя лицами. Мама дала ей валерьанку.
Пришла заплаканная тетя Рая, в последние годы сдружившаяся с Ирой. Она звонила в больницу и уже все знала. Вместе с ней я поехал
Во второй половине дня гроб с телом Иры и маленький гробик Наташи уже стояли в зале Дома актеров. Рая красиво одела Иру. Ирин портрет, провисевший шесть лет в витрине фотосалона, стоял среди свечей позади гроба. До позднего вечера шли люди. Народ всегда любопытен к похоронам. Слышал, как за спиной кто-то шептался: "Ей всего двадцать девять лет, молодая еще".
Поздний вечер. У гробов остались я, Лёня и дед Владек. Обессилевшую от горя тещу я уговорил поехать к маме поспать. Захватив с собой Виталика, они уехали. К залу, где стояли гробы, примыкала комната с тремя большими креслами. Время от времени я заходил в нее покурить. В одиннадцать ушли мои родители. В час ночи Лёня пошел к себе домой. Мы с тестем молча сидели в креслах и все время курили. Уставший тесть, опустив голову на грудь, уснул. Чуть погодя забылся сном и я.
Когда я открыл глаза, было уже три часа ночи. Тесть тихо похрапывал. Я пошел к Ире. Мы одни. Много цветов. Пахнет похоронами. Положив руку на две ее сложенные холодные руки, я начал с ней беседовать вслух. Говорил, что всегда ее любил и всегда чувствовал ее любовь, и что несмотря на то, что наша жизнь превратилась в лабиринт обманов, мы оба знали, что не можем жить друг без друга. Попросил прощения за обиды. Ей простил все! Смерть примирила нас - разрубила Гордиев узел.
Неужели это оно и есть - неизбежность судьбы?
29 января.
Везем Иру в Ходорив. Марик организовал машину для гробов и автобус для всех сопровождающих. В маленькой квартирке ее родителей мы поставили гроб на стол и рядом на стул - гробик малышки. Маленькая Наташа личиком походила на Виталика. Хоронить будем завтра из церкви. Приехавших разместили в избушке для охотников. Мои родители с Виталиком спали у соседей. Еще одну ночь мы провели с Ирой. По другую сторону гроба сидели ее родители.
Сидя в кресле рядом с Ирой, я в дреме иногда проваливался в черный сон. В минуты бодрствования мне вспоминалось все, что у нас с ней произошло за четырнадцать лет, а произошло немало! Думал о том, что если бы в тот вечер не приехал к Ире и не выгнал бы парня, жила бы Ира.
30 января.
Сегодня похороны. На дворе лютый мороз. Несмотря на холод, церковь заполнила толпа людей. Весь Ходорив пришел поглазеть. Поп произнес заупокойную молитву, дал поцеловать всем близким, включая меня, крест, и процессия двинулась к кладбищу. Славик Дымонт и Лёня несли гробик с малышкой. Дальше было все, как на всех похоронах - слезы, рыдания, горе.
Опять обокрали
Через день пошел в консерваторию - скоро экзамены. В голове пусто. Сегодня репетиция сборного консерваторского хора в шестьдесят человек. Я пою в басах. Дирижер хора Вахняк раздал партии "Реквиема" Моцарта для читки с листа. Очень в тему.