Дневник Жеребцовой Полины (часть вторая, Чечня, 1999-2002гг.)
Шрифт:
Он задержался на час. Мама помогла нести одеяла, подушки. Рискуя здоровьем, жизнью, она возвращалась домой одна, через пустырь, под обстрелом. Я молилась за маму. У меня был шанс остаться полной сиротой. Неожиданно в мое одиночество постучался Аладдин Спросил:
— Все ли в порядке?
Бросил в меня пачкой печенья.
Сообщил:
— Я спешу!!! У меня — пара минут. Срочно нужно отыскать ребят. Предупредить их об одном деле…
И добавил:
— Раз ты не уехала, я буду к вам заходить! Не грусти!
Сегодня
Ближе к вечеру я и мама сходили на рынок. Ничего не купили, кроме одного пакета риса.
У продавцов были сигареты и шоколадки… На базаре женщины рассказали: в три часа дня обстреляли автобус с беженцами. Он направлялся в Ингушетию.
Продавщицы назвали данные этой трагедии: сорок человек убито, четверо получили ранения.
Господи! Как там наши?
Полина
30 ноября 1999 г., вторник
Вчера вечером пришел Аладдин. Он сообщил:
— Джинн потерялся!
Признался, что они поссорились (?!).
Объяснил мне причины:
— Джинн не должен был долго говорить с тобой… Так же ты — с ним.
Аладдин был злым и растерянным. Вдруг он сообщил мне и маме, что много думал и решил:
он не станет портить мою жизнь.
Но он очень хочет сейчас, в войну, жениться! Его спутницей станет взрослая женщина. Которая была замужем. В случае его смерти такой жене не так страшно остаться одной, как это было бы мне… Я спокойно выслушала этот сумбур. Однако мое сердце мгновенно стало тяжелым, как камень. Итак, на взрослой женщине. Как оказалось, мы ее знаем…
— Кусум! — сразу сообразила моя мама.
Аладдин кивнул. Но имени жены он не произнес.
Попытался объяснить происходящее:
— Она — мать моего друга. Дважды была замужем. Эта женщина старше меня, как в книге о Пророке Мухаммеде… Я ходил кМеня не обижали и не приставали ним в дом. То, что Кусум влюблена в меня, — моя вина!
А ее сын — твердит о тебе. Говорит — будет жив, придет за тобой! Получается некрасиво! Нечестно! Кусум религиозна! По мнению общих знакомых, наш брак — проверка веры»
Я тихо, но твердо ответила:
— После таких действий ты меня не увидишь! Чужой муж нам в доме не нужен!
Мама одернула меня:
— В это жуткое время о нем будут заботиться! Ты должна понять: у него в детстве был интернат, голод, холод. Наконец появится семья… Не думай о себе. Думай о нем!
Царевна
3 декабря 1999 г., пятница
10:00
Бомбят самолеты. Уже сорок минут! Лежим с бабулями Ниной и Стасей в нашей нише, на полу. Бомбят с раннего утра. Нам не дают передышки.
Сегодня, 3 декабря, день рождения моей подруги детства Аленки.
Я думаю о ней.
Где она?
Скитается
Но хотя бы не здесь, где повсюду смерть.
Я лежу с подушкой на голове от возможных мелких осколков и пишу.
Вспоминаю свое видение. Именно видение — сон:
…Дорога. Темно.
Машина УАЗик. Убиты люди. Мужчина и женщина.
Второй мужчина жив! Ему Аладдин и Джинн совместно оказывают помощь.
Кусум одна. Идет по снежному полю. Она в ярко желтом платье.
Девушка, Лолита, стоит напротив меня. Одета во все черное. С цепью на шее, а на цепи — лезвие.
Уже несколько дней нет Аладдина! Из дома ушел Мансур…
Мне трудно дышать — так болит моя душа.
Город бомбят с восьми утра.
Сейчас 13:30.
У меня на руке часы.
Идет обстрел нашего района сразу из нескольких видов оружия.
Мы так привыкли, что спим или читаем в коридорной нише. Только голодно.
Постоянно хочется есть.
И страшный холод.
Патошка-Будур
4 декабря 1999 г
Я прошу маму разгадать мой сон.
Тот, где освещен ярким светом «мой» Аладдин. Лолита с лезвием вместо кулона на шее…
Кусум — одинокой фигурой в желтом бредет по полю…
Мама отвечает с нежеланием. Отрывисто. Односложно.
— Возможно, ребят обвинят в том, чего они не совершали… Будут неприятности, большие.
Аладдин "везунчик"! Он выпутается, попав в беду. Найдутся мужчина и женщина, они помогут. У Кусум — разлука с кем-то близким. Сильное переживание. Боль! И скорое одиночество. Для девушки Лолиты — скорбь. Возможно, потеря близкого человека.
Есть вероятность насильственной смерти для нее самой…»
— Мне интересно, что же здесь касается меня? — настаивала я.
— То, что у нас нет муки. И несколько дней нет хлеба! — огрызнулась мама.
Теперь наши постоянные соседи — пожилые женщины Стася и Нина с внуком, Валиным старшим сыном. У него повредился рассудок.
Нас бомбят мало. Больше по нашим домам бьют из орудий.
Появились ребята-боевики. Скромные парни-крестьяне. На русском языке говорят с акцентом… К бабулькам постучали, спрашивают:
— Дадите мыло?! Не хотим сами лазить.
Представились. Они — из Наурского полка. Будут ходить в наш двор за водой, в пожарные колодцы. Обосновались в здании института, за пустырем. Сказали, что здесь прикрывают вывоз раненых. Боевики притащили легкую пушку. Поставили ее у нашего подъезда. Пальнули! Все женщины, и я с мамой, собрались и группой, без мужчин, подошли к ним. Попросили:
— Уходите! Из-за вас наши дома разобьют. Вы в воздух стрельните, между зданиями, а в ответ — прицельный огонь. Из орудий! Или бомбы… По нашим домам! У нас старики, больные и дети!