Дневник Жеребцовой Полины (часть вторая, Чечня, 1999-2002гг.)
Шрифт:
Боевики поняли. Сказали:
— Подойдите к командиру. Мы сами не решаем.
Все дружно пошли. Командир разрешил им отойти от наших домов.
А боевики пообещали:
— Разрядим пушку и уйдем. Заряженную тащить нельзя!
Ушли.
Всего их было пять-семь человек. В другие дни мы видели, как эти парни таскают свою пушку-игрушку с места на место. По брошенным садам, по пустырю… Они делали вид, что их много. Вызывали огонь на себя. Стреляли в пустое небо, задрав ствол своего мини орудия перпендикулярно к земле. Объяснили
В ночь на сегодня мне снились:
Погибшая соседка Раиса. У нее на лбу лента. На ленте а
арабские буквы. Текст лаконичен: «Нет Бога, кроме, Аллаха». Она мне улыбнулась, сказала:
— Война кончится. Ты останешься среди живых..
Мансур. Он ел холодный суп. Жаловался мне, что ему холодно и что он очень голоден! Привиделся его братишка Башир. Он шел в полном одиночестве по глубокому снегу. Двигался с трудом. В моем сне был сильный ветер. Ветер поднимал с земли снег. Горела островками сухая трава. (Среди зимы?) Братишка Мансура шел, шатаясь, с пустым мешком…
Я сразу, не просыпаясь, догадалась: он болен! Тяжело. На грани между жизнью и смертью. Кадры сна-фильма быстро сменяли друг друга. Я видела: моя мама лежит в постели. Она — в рваной одежде. Я стояла перед ее кроватью босиком. Старый, некрашеный деревянный пол. (Вместо нашего паркета.) На полу — колкий сор под моими ногами.
Только Аладдин не приходил ко мне! Даже во сне! Забыл меня?! Я не нужна ему больше?
Горят губы. Постоянно болит голова. С болью поворачивается в груди мое безнадежное сердце. Я с температурой. Почти не встаю. Я не читаю. Накроюсь с головой.
Лежу на полу в коридоре. Делаю вид, что сплю.
Сегодня осколок в правой ноге — мешает. Он двигается… Режет ее изнутри. Страшная боль.
Я молюсь. Ежедневно! Прошу, чтобы ни с кем, кого я знаю, ничего плохого не произошло.
Будур
6 декабря 1999 г
День пуст, как и вчерашний…
Пришел Аладдин.
Все было бы хорошо, если б не один факт, о котором я хочу умолчать.
Когда он подошел — я с трудом поднялась.
Меня шатало. Он заглянул мне в лицо и сам качнулся.
Закусил губу. Начал смотреть на пол, мимо меня.
Я стояла перед ним так, как будто меня избили.
Живого места на моем теле нет!
Огромная лавина камней скатилась на меня.
А началось так незаметно! Вначале был всего один камушек…
Я выползаю из-под камней. С усилием думаю: что дальше? Удивляюсь.
Я еще жива?
Допишу потом. Мне плохо.
Будур
8 декабря 1999 г.
Вечер.
Вчера, 7 декабря 1999 г., пока мама была на кухне, мы поцеловались.
Я счастлива! Я — умру счастливой!
Мама вошла, а «мой» Аладдин стоял на коленях у дивана.
Он просил прощенья, твердил, что любит меня…
Мама сразу дала ему подзатыльник
– Я доверяю тебе и твоей вере. Не подводи сам себя!
Он кинулся к маме обниматься и несколько раз повторил:
— Я дурак!
Неожиданно Аладдин уткнулся заплаканным лицом в ее плечо.
— Совсем дурак…, — пошутила мама и погладила его по волосам: — Встряхнись, сынок! Время все распределит. Расставит по углам. Спасибо тебе! Только не сбивай мою девочку с толку! Не обижайся, но я рада, что все именно так получилось. Ты сделал правильный выбор, в настоящий момент ей только 14 лет…
Мама выскочила в кухню, чтоб не плакать при нем.
— Дети! Мойте руки! Я кушать вам несу, — бодро, почти обычным голосом крикнула она оттуда.
Мы все сели ужинать традиционные вареники с травой.
Потом мама улеглась на кровать и делала вид, что спит. А мы проговорили всю ночь!
Аладдин взял меня за руку. Он целовал мои пальцы. Аладдин несколько раз сказал, что любит меня. Он окликнул мою маму. Повторил ей свое признание.
Оправдывался, говорил, что женился, чтобы меня сохранить… Обещал, что в случае моего согласия стать его женой он найдет причину — разведется!
Аладдин был ласковым и нежным!
Мой любимый Аладдин…
Царевна Будур
13 декабря 1999 г
Нет тепла. Газа давно нет. Лютый холод. Руки красные от холода, и пальцы не слушаются, когда пишешь.
Продолжаю.
Вбежал суматошный Джинн.
Сразу предупредил:
— Я на несколько минут.
Признался, что не понимает Аладдина, его поступков. Сказал, что на трассе его ждет машина. Он попытается сейчас выехать в беженцы:
— До двух часов дня мораторий! Не будет обстрелов! Не будет бомбовых ударов! Это последний шанс выйти из города! Потому я заехал. Я хочу забрать тебя с собой!» — обратился Джинн ко мне:
— Ты согласна?! Я поселю тебя у своей мамы, — предложил мне он.
Я не посмела…
Тогда Джинн пообещал — он обязательно напишет!
Через людей или почтой (когда эта почта будет?) он пришлет весть о себе и об Аладдине.
Постарается приехать!
Джинн подтвердил, что Аладдин женился. Сообщил, что Кусум — 40 лет! Аладдину — 23 года. И добавил, что его друг родился 24 сентября…
— Сегодня, вероятно, с ночи, начнется штурм города! — повторял Джинн, — Поедем!
Я отказалась еще раз.
Мы простились, как настоящие друзья. Тепло и грустно.
Я села в нишу. Разложила тетради и книги. Буду учить языки. Буду читать.
Буду делать записи в дневник. Пока жива…
Храни, Аллах, «моего» Аладдина! Моих друзей!
Стариков и детей, которые останутся в городе!
Я учусь держать Уразу.
Нужно, минимально, три дня. Правда, у нас и так еды нет…