Дневник Жеребцовой Полины (часть вторая, Чечня, 1999-2002гг.)
Шрифт:
— Моей ноги здесь больше не будет! Никогда! — и внимательно посмотрел на меня.
Я произнесла свое обычное:
— Пока!
Даже бровью не повела. Джинн не выдержал — хихикнул.
Переночевав в квартире у своего знакомого на четвертом этаже, «Старший брат» хорошенько натерпелся страха под обстрелом. Рано утром Аладдин снова стучал в нашу дверь! Одумался! Мы живем то на первом! Он, как ни в чем не бывало, поел маминого борща, курицу и ушел.
Мансур запасает своей бабушке и нам дрова. Пилит и колет целый
— У соседей напротив ночью двери в щепки разбили! Их подъезд открыт. Нужно иметь двери про запас. Иначе одни или другие войдут. Устроят бой! Разобьют наш дом!
У бабушки Нины уже несколько дней живет ее подруга — Стася. Пожилая одинокая женщина из дома напротив. Она спустилась вниз со своего высокого этажа. Боится одна…
Сегодня все наши соседи расстроились. Причина? По радиоприемнику передали, что нас будут бомбить при помощи «Акул». Это военные вертолеты с ракетами. Какой ужас!
Страшно уезжать в беженцы. Автобусы обстреливают — люди гибнут, сгорая живьем.
До свидания, Дневник!
Царевна Будур
25 ноября 1999 г
22:00 вечера. Четверг.
День прошел отлично! С утра мало стреляли, и к вечеру соседи вышли «погулять», это значит — постоять у подъезда и подышать воздухом, смешанным с гарью.
Но не тут-то было! «Град» начал бить по нашему двору. Мы все опрометью залетели в квартиру тети Марьям, к Вале и бабушкам.
Так мы бегали из квартиры соседей к себе (как заряжают — слышно, и куда летит, тоже!). Потом из нашей квартиры бежали к соседям, смотря с какой из сторон били по дому.
Под обстрелом к нам заскочил Султан — отец моей подруги Хавы.
В этот момент нас уже обстреливали орудиями с земли и бомбили с воздуха!
Наш двор — из нескольких четырехэтажных домов с мирными жителями — обрабатывали два самолета и один вертолет. Дом шатало. Гарь пожара мешала дышать. От взрывной волны с окна слетело одеяло, вылетели доски, и я увидела брюхо низко летящего вертолета, и подумала, что он похож на злую стрекозу. Это продолжалось с 18:00 до 20:00…
Младший брат Мансура смотрел на меня так, будто хотел запомнить навсегда…
Тут (!) постучал сосед Сулейман — отец маленького Вахи и девочки Зары. Сулейман был сильно пьян. Видно, где-то нашел бутылку вина и налакался! Его жена и дети уехали. Он совсем один в своей квартире на третьем этаже. Но не в нашем доме, а в доме напротив. Сулейман много читает. Добродушный, веселый человек. Я никогда не видела его жестоким и злым. Видела беззащитно слабым. От выпитого спиртного он приобрел храбрости и начал звать нас выйти и посмотреть на пожары в садах. Это под адским обстрелом?!
Все дружно послали его далеко-далеко…
Мы
— Я кайфую! — кричал Сулейман в пустом дворе.
В неимоверном грохоте ему приходилось серьезно напрягать свои голосовые связки.
— Я кайфую! — слышали мы, лежа на полу в коридоре.
Слышали его голос то вдали, со стороны садов, то у своего подъезда, совсем рядом:
— Я служил в Советской армии… В ВДВ! Я не боюсь…
Мансур пробрался к буфету и включил песни Тимура Муцураева. Сделал сильный звук.
Наш испуганный шепот, взрывы, звуки выстрелов, рев самолетных моторов и голос певца вдруг объединились… стали музыкой войны!
Раздался торопливый стук в дверь. Пришел Аладдин!
Я подумала, что схожу с ума… Что это мерещиться… Он живым прошел через этот Ад! Как?! Такая бомбежка! А он добрался из горящего центра в наш район! Думал — мы голодаем!
(Лежал по дороге в какой-то канаве, весь грязный.) Он раздобыл и принес нам темный «кирпичик» военного хлеба! Аладдин был весь в грязи, в колючках, рассек руку. Но он — дошел! Честно говоря, умирать мне совсем расхотелось!
Царевна Полина-Будур
26 ноября 1999 г., пятница. 14 лет
14:20
Вчера под бомбежкой вечером мы — поели. Не один раз, а два!
Потом чистили и частично стирали одежду своего гостя.
Аладдин, разумеется, ночевал на диване, а мы теснились с мамой на ее кровати, под окном. Хитрость заключалась в том, что кроватные ножки мы давно убрали. Наша защита — стена и батарея. Уровень кровати получился значительно ниже подоконника, почти на полу.
На узкий подоконник, баррикадой, мы пристроили полки с книгами (от осколков!). Получилось: всегда темно. Зато безопасно!
Проснувшись, мы занялись перестановкой.
Дружно, втроем сдвинули книжный шкаф, загородили им диван. Конечно, от снаряда шкаф с книгами не спасет, только от железной «мелочи»…
После утреннего завтрака мы занимались.
Писали грамматические упражнения, заучивали слова.
Я пыталась читать на чеченском языке. Затем на арабском.
Аладдин внимательно слушал. Наконец он похвалил меня!!!
Потом он рассказал, что несколько лет не жил дома, с мачехой и с отцом. Часто находился отдельно от семьи — в интернате. Пожаловался, что этой осенью застудил почки, болеет.
Мама растерла его мазью от радикулита. Велела обвязать поясницу платком.
Схитрил он или нет, но разжалобил мою маму. Я заметила: она плакала в кухне. И бубнила себе под нос: «Бедные дети! Жизни не видели! И жизни нет!»
Утром Аладдин ходил за мамой «хвостом». В коридоре уткнулся носом в ее плечо, как маленький. Потерся щекой и сказал: