Дневник Жеребцовой Полины (часть вторая, Чечня, 1999-2002гг.)
Шрифт:
Вот оно:
«Аладдин!
Да будет доволен тобой Всевышний и хранит тебя на твоем пути. Я молю его о том, чтобы не была наша разлука слишком долгой, и очень скучаю.
Скучаю по тем мгновеньям, когда ты был рядом. Жду тебя. Твою улыбку и свет от нее в нашем доме. Мне всего 14 лет, это так мало, но за них я не встречала человека лучше и добрее тебя.
Мне никогда не забыть наши уроки под бомбежкой и твою заботу обо мне, словно я и впрямь была твоей сестренкой.
Я желаю тебе избежать смерти,
Всегда помни, что наш дом — это твой дом.
15.12.99 г.
Царевна»
17 декабря 1999 г
Соседки из дома напротив, где добили раненую собаку, сказали нам, что, примерно, в четыре часа дня нас спрашивали двое мужчин, не в военной форме, а в темных костюмах.
Николай и Султан ответили им, что мы здесь не живем…
Я так и не знаю, кто это был.
Подлецы!
Женщины не позвали нас, когда нас искали!?
Но насплетничали, рассорили с Николаем и с Султаном.
У нас два предположения:
Приходили братья тети Лейлы, той, что забирала меня из роддома.
Знакомые маминого друга — Руслана.
Мужчины…
Мама побежала к Султану, стала расспрашивать:
— Кто был? Что говорили? Какая внешность?!
Султан был слегка пьян. Он начал врать, защищать Николая.
— Мы подумали, — сказал он, — вас могут обидеть!
Поэтому не сказали, что вы здесь!
— Какого черта! Кто вас просил? — кричала мама.
Так нам отомстили за то, что мы видим, как таскают мешки с чужим добром. Прячут в садах. Еще за то, что на наших глазах три мужика опозорили себя, оказались трусами, не вступились за собаку!
Узнать, кто искал нас, — не удалось. Жаль! Быть может, эти люди могли нам помочь.
Вывезти нас и часть нашего имущества.
Маму кричала дома: — Все мало! Знают — у нас старина. Знают! Есть чем поживиться! Ждут, твари! Ждут, пока мы сдохнем! Я все сожгу! — плакала она. — Я ничего им не оставлю! Сама! Без войны!
— Мам! — чтобы отвлечь ее, стала ныть я: — Мне холодно!
Мама загремела чайником, но не замолчала:
— Сволочи! — не успокаивалась она. — Свиньи!
Я сказала
— Успокойся! за такие проделки я в своей молитве попрошу для них наказания!
Будур
18 декабря 1999 г
В наши дома пришла большая группа людей. Примерно человек тридцать. Женщины
одинокие и женщины с детьми. Молодые и пожилые. Предводитель у них — мужчина лет сорока. Все его слушаются, а он отдает распоряжения.
Эти люди рассказывали, что они пешком шли из Микрорайона.
Раньше все жили в одном многоэтажном доме.
В их коллективе, в основном, русские люди и чеченцы.
Разумеется, продукты. Лучший вариант — большой частный дом. Где все это есть.
В стихийной «семье» есть молодая женщина по имени Кира. Она сразу подружилась с Азой. С Кирой пришел ее сын. Он младше меня. Бойкий! Сам подошел, представился: Миша!
В первый день они отнеслись к нам неплохо: сочувствовали моему ранению. Физической слабости моей мамы. Я попросила топор (у них инструментов было много) — наш старый очень тяжелый. Миша заявил: «Одна секунда!» Позвал меня с собой. Мама разрешила. Мы пошли искать мне топор. Нашли. Маленький и легкий. Как раз для моей руки!
Мужчина, главный в новой «команде», подарил маме канистру с соляркой.
Все эти люди внешне походят на бомжей. Знаю, они не виноваты. Несчастны. Бездомны. Но я с трудом скрываю свое отвращение.
Взяв чужой топорик, я выживаю. И они выживают!
Нас всех сделали грязными, голодными и учат воровать. Как это мерзко!
Люди этой «команды» идут по чужим дворам, как саранча…
Дети подростки отработанными движениями осматривают карманы чужой одежды. Бегают по подъездам. Воруют. Всюду, везде они.
После обстрела, некоторые этажи в нашем доме просели, соединились над нами.
Так же получилось и в доме напротив. Из-под крыши валит черный дым.
Но в крышах давно провалы. Пламя медленно гаснет само.
Стены сырые, не топлено. И внутри нашей комнаты идет то снег, то дождь…
21 декабря 1999 г
Вспоминаю Аладдина.
Последний раз мы виделись недолго. Это было позавчера.
Он все-таки пришел ко мне в десять утра.
Мы стояли под снегом, держась за руки… Чудесное ощущение!
Он не хотел уходить. Он так смотрел на меня!
Но попрощался и ушел.
Вот и все.
Письмо я так и не отдала.
Царевна
24 декабря 1999 г
Толстая Аза — «мамин друг», наговорила сплетни новоприбывшим.
Явно грязь и гадости! Теперь Мише не разрешают общаться со мной.
Не пускают к нашему подъезду. Главарь группы, проходя мимо, проворчал:
— Мы с вами разберемся!
Непонятно, что мы им сделали, в чем виноваты?
Наверное, в том, что не пьем. Не участвуем в беспределе. Терпим голод, не ходим грабить чужие дома. А еды нет. Ее почти совсем нет.
В пожарном колодце с водой плавает дохлая кошка, но воду пили, и ничего. Никто не