Дневник. Том 2
Шрифт:
ков, то, учитывая скрытое недоброжелательство большинства
моих собратьев по перу, которые будут присутствовать в зале,
партия проиграна; значит, опять провал! Так или иначе, я
боюсь сегодняшнего вечера и укладываюсь в постель до самого
обеда: к этому средству я прибегаю во время крупных жизнен
ных неприятностей. Уснуть мне не удается, но в моей темной,
с задернутыми на окнах занавесями, спальне на меня нисхо
дит какое-то
представляться мне не такой уж определенной, а более рас
плывчатой, туманной.
Пять часов. Я намеревался сначала пообедать в правобе
режном ресторане, где мог быть уверен, что не увижу ни одной
живой души из моих знакомых, а потом — слоняться до девяти
часов по пустынным улицам вокруг Одеона. Но дождь льет как
из ведра, и собственное мое общество печально и невыносимо
для меня: мне хочется прожить время до начала спектакля с
людьми, которые меня любят.
Итак, я в фиакре, идет проливной дождь, лошадь хромает,
кучер не знает дороги, я проезжаю унылыми улицами, где
вдруг, над лавочкой, как сквозь мутную воду заброшенного
аквариума, различаю, при мигающем свете словно простужен
ного газового фонаря, вывеску: Фирма Дье 1, починка всевоз
можных бандажей... «Не дадите ли вы мне тарелочку супа?» —
обращаюсь я к супругам Доде, войдя в кабинет мужа. И вот
я наслаждаюсь сердечной теплотой, дружескими объятиями
этого дома; и мы обедаем на краешке стола, где уже сервиро
ван ужин в честь возобновляемой на сцене «Анриетты Маре-
шаль».
Я предоставляю супругам Доде одним войти в Одеон. Сам
я брожу вокруг сияющего огнями здания, освещенного
1 D i e u — по-французски значит бог.
359
a giorno 1, не осмеливаясь входить туда до окончания первого
акта, который внушает мне сильные опасения, и размышляя
о принцессе. Она всегда остается принцессой и не пожелала
удовольствоваться первой ложей, а потребовала литерную, и я
представляю ее себе, осыпаемую бранью и оскорблениями
среди этого шума, порой, словно с порывом ветра, доносяще
гося до меня сквозь закрытые двери и окна театра.
Наконец, десять раз обойдя вокруг Одеона, я уже не могу
больше выдержать: я решаюсь толкнуть то и дело хлопающую
дверь в актерском подъезде, поднимаюсь по лестнице и спра
шиваю у Эмиля: «Ну, как настроен зрительный зал?» — «Пре
восходно!»
Ответ успокаивает
задыхаясь, спускаюсь за кулисы, где нестройный шум аплоди
сментов из зала кажется мне в первую минуту свистками. Но
только на мгновение: это действительно аплодисменты, беше
ные аплодисменты, под которые падает занавес в первом дей
ствии.
Так же отлично проходят и остальные действия, но чуть
холодновато принимается второе, которое было самым удачным
на генеральной репетиции, зато третье вызывает восторженную
овацию.
Принцесса просит меня к себе, но я отказываюсь войти в
зрительный зал, и она, чуть опьяненная возгласами «браво!»,
приходит со своими приближенными в актерское фойе обнять
меня: «Это великолепно, это великолепно... Дайте мне расцело
вать вас!»
И после взаимных объятий все направляются к Доде, где за
столом мне предоставляется место хозяина. И ужин проходит
в атмосфере приятного веселья и всеобщей надежды на то, что
мой успех откроет настежь двери реалистическому театру.
Когда, в четыре часа утра, я вернулся домой, Пелажи, под
нявшаяся с постели, еще раз подтвердила мне успех этого ве
чера, рассказав, как она и ее дочь одно мгновение опасались,
что от восторженного топанья ногами к ним на головы обва
лится переполненный студентами и молодежью третий ярус.
Среда, 4 марта.
Великолепный отзыв в «Фигаро» *. Остальная пресса до
вольно придирчива, она объявляет мою пьесу заурядным про
изведением, в котором, однако, можно встретить известную
1 Как днем ( итал. ) .
360
утонченность и стиль, отличающийся от обычной манеры, в ка
кой сейчас пишут драмы. Критики словно и не подозревают,
что эта драма приносит в театр подлинный язык жизни и реа
лизм, — не тот, что рисует условия человеческого существова
ния, а реализм человеческих чувств при определенных обстоя
тельствах, — по сути дела, приносит всю ту правду, которую
только и в силах передать театр.
Читая газеты, я поражаюсь ветхости идей и доктрин теат
ральных критиков: среди этих господ сохранился в самой его
ортодоксальной форме культ старомодной игры. В вены лите
ратурных критиков влилась молодая кровь, и самые отсталые
из них, наиболее приверженные узкому классицизму, теперь