Дневник. Том 2

де Гонкур Эдмон

вать сущим ослом такого музыканта, как Гуно!

Охваченный бешенством, которое с некоторых пор копилось

во мне из-за растущей холодности, с какой меня встречали в

этой гостиной, я подошел вплотную к принцессе и, глядя ей

прямо в глаза, ответил негодующим голосом среди молчания

пораженных гостей:

«Вот как? Вам хотелось бы, чтобы я преподносил вам персо

нажей, живущих на Луне?.. Черт возьми! Я знаю, здесь до

смерти

боятся правды... Но будьте спокойны, если бы Готье

вдруг воскрес, он счел бы себя униженным не тем, что я на

писал, а другими отзывами, которые мне хорошо известны...

Да, я стараюсь показать человечество без прикрас, в домашнем

халате. Да, я стараюсь, чтобы люди у меня говорили так, как

они говорят в обычной жизни.... А ведь все своеобразие, вся

прелесть разговора Готье именно в крайней парадоксально

сти... и люди, имеющие хоть каплю ума, должны понять, что

выражение сущий осел ни в коей мере не звучит осуждением

музыканта в устах этого критика».

И так как я слегка задохнулся, да и возмущение мое по

утихло, я замолчал, глядя на принцессу и ожидая от нее гнев

ных слов, после которых мне осталось бы только откланяться.

Каково же было мое удивление, когда, потупившись и опустив

руки, она сказала мне с самым мягким упреком в голосе, что

ее слова были вызваны лишь дружескими чувствами ко мне

и боязнью, что я наделаю себе много врагов!

Этой взбалмошной женщине невольно прощаешь ее резко

сти за такие милые и неожиданные порывы сердца и даже на

чинаешь снова ее любить.

Четверг, 25 ноября.

Сегодня, высказав удивление фразой из моего «Дневника»,

где я говорю, что картины природы для меня всегда лишь напо

минание о произведениях искусства, Доде воскликнул, что он,

как видно, нисколько, ну нисколько не художник, а самый обык

новенный человек, как и все!

В ответ на эти слова его жена призналась, что прежде цирк,

клоуны, акробаты не представляли для нее никакого интереса,

и только прочтя «Братьев Земганно», она искренне полюбила

эти зрелища, ибо книга одухотворила грубую действительность;

и она добавила, что способна воспринимать некоторые вещи

лишь через призму искусства. < . . . >

411

Суббота, 27 ноября.

Мы постоянно даем повод для недовольства, когда пишем

о родных при их жизни! Сегодня я получил письмо от своей

кузины де Курмон *, в котором она упрекает меня за неуваже

ние к ее умершим родственникам, которых я должен был бы

считать

и своими; она имеет в виду случайную фразу, в кото

рой я назвал покойного дядюшку закоренелым буржуа — опре

деление, весьма точно характеризующее нашего дражайшего

родича... Я думаю, что на моих похоронах за гробом не

пойдет даже кошка из дома моих родственников, и эта мысль

не лишена приятности: они никогда не были мне родственными

душами!

Воскресенье, 28 ноября.

Сегодня прочел в газетах, что «Рене Мопрен» не пойдет в

театре до премьеры пьесы Бека * и что ее заменят классиче

ские спектакли с участием Дюпеи. Право, порой во мне разли

вается желчь при виде этой вереницы неудач, которая, я чув

ствую, будет тянуться до моего последнего вздоха... И все же я

не буду огорчен, когда с афиш исчезнет эта пьеса: тогда я окон

чательно выброшу ее из головы.

Понедельник, 6 декабря.

Приводя в порядок мой «Дневник», чтобы издать его от

дельной книгой, я подумал, что он представляет собой одновре

менно историю жизни и историю интеллекта.

Вторник, 7 декабря.

С некоторых пор мой вкус заметно меняется. Мне все мень

ше нравится изящество и законченность японских изделий; те

перь меня пленяет примитивность некоторых предметов при

кладного искусства, в частности простота и грубость гончарных

изделий, наивная, бьющая в глаза яркость их раскраски. <...>

Пятница, 10 декабря.

Казалось бы, Университет должен формировать умы, нахо

дящие наслаждение в философии Марка Аврелия? ничуть не

бывало, он фабрикует умы, подобные Сарсе, которые считают

вершиной искусства песни Полюса!

412

Сегодня «Рене Мопрен» снята с афиш; сегодня же начали

появляться объявления о выходе в свет «Женщины в

XVIII веке». < . . . >

Суббота, 11 декабря.

«В самый раз!» — такую вывеску я прочитал сегодня над

дверью кабачка какого-то булонца. По-моему, это подлинные

слова пьяницы, вывешенные над кабаком.

Если бы я снова стал молодым, я спал бы с незнакомыми

женщинами, желая лишь проникнуть в тайну домов, где они

живут. Эта мысль пришла мне в голову во время долгой про

гулки по пригородам Парижа.

Если кто-нибудь со временем вздумает написать мою био