Дневник. Том 2
Шрифт:
27*
419
ни высказываний о чем бы то ни было, и вообще настоятельно
требует полного молчания о себе, ибо боится, как бы его не
скомпрометировало какое-либо неосторожное суждение, выска
занное в откровенном разговоре...
Ох, уж эти мне академики! Они терпеть не могут предста
вать перед публикой в облике простых смертных! То Галеви
кричит, чтоб их не смели описывать; то Тэн запрещает их сте
нографировать *.
божков — но черт меня побери, если эта роль им удастся. <...>
Воскресенье, 20 марта.
Я едва раскланивался с Анатолем Франсом, встречая его у
принцессы, и уже давно не посылал ему ни свой «Дневник», ни
романы, выходившие в последние годы, ибо был глубоко оскорб
лен его статьей о нашем творчестве, написанной после смерти
брата. Каково же было мое удивление, когда я увидел очень
любезную статью в «Тан» о моем «Дневнике»! * Его, конечно, не
назовешь человеком твердых убеждений, но меня это не ка
сается, и я послал ему благодарственную записку. < . . . >
Четверг, 24 марта.
< . . . > Доде рассказывал сегодня об одном литературном по
денщике, которому он иногда оказывает денежную помощь:
этот юноша живет тем, что придумывает словечки детского
языка, словечки для младенцев; как-то он сказал Доде: «Сегодня
я насюсюкал на три франка».
Воскресенье, 27 марта.
Я упрекал Рони за химическую точность, с которой он опи
сывает небеса, и говорил ему, что впечатление, производимое
небом на человека, неопределенно, поэтически расплывчато,
как бы нематериально; это можно передать лишь в таких же не
вполне точных, несколько туманных выражениях, а он, своими
конкретными определениями, техническими терминами и мине
ралогическими эпитетами, отяжеляет и как бы материализи-
рует небеса, лишая их легкой поэтической дымки... На это он
ответил мне с убежденностью пророка, что через пятьдесят лет
во Франции не останется людей, воспитанных на латинских
классиках, что образование будет строго научным и что техни
ческий язык, который он употребляет в своих описаниях, ста
нет общеупотребительным языком.
420
Просто удивительно, что, несмотря на мою затворническую
жизнь, мою репутацию работяги, несмотря, наконец, на выпу
щенные мною в свет сорок томов, — частица «де», стоящая пе
ред моим именем, а быть может, и некоторая изысканность
внешнего
журналисты, работающие в сто раз меньше моего, до сих пор
принимают меня за дилетанта. Бауэр в очень доброжелательной
статье о моем «Дневнике» как будто удивляется, что подобное
произведение могло быть написано человеком, которого он счи
тает просто джентльменом. Почему в глазах некоторых людей
Эдмон де Гонкур только джентльмен, дилетант, аристократ,
играющий в литературу, а Ги де Мопассан, например, — на
стоящий писатель? Почему, мне очень хотелось бы знать?
Вторник, 29 марта.
Боже, что за литературный вкус у политических деятелей!
Сегодня на обеде у Бребана Спюллер кричал на весь стол:
«Вот, например, «Племянник Рамо»: покажите мне хоть одного
человека, который его понимает и может мне его объяснить!»
Среда, 30 марта.
Сегодня утром пришел Доде и сказал, что Порель, кото
рому он вчера любезно прочитал у себя дома «Отечество в опас
ности», считает, что пьеса провалится из-за четвертого акта.
После обеда получил записку от Маньяра, который счаст
лив, что я даю ему возможность отказаться от своих обяза
тельств и не печатать продолжение моих воспоминаний.
Тяжелый день! «Отечество в опасности» отвергнуто дирек
тором театра, который с восторгом поставил «Иахиль»! * А га
зета, гордящаяся сотрудничеством Бовуара-сына, отказывается
печатать наш «Дневник», живые портреты современников, сте
нографические записи разговоров, картины нравов и, нако
нец, — я убежден, что потомки будут судить так же, как и я, —
самые правдивые, самые живые изображения людей и событий
нашего времени...
Суббота, 2 апреля.
Как образчик высказываний критики о моем «Дневнике»
привожу этот отрывок из статьи, опубликованной в «Франсэ» *.
Подобные статьи теряются, забываются, а если кто-нибудь ци
тирует их по памяти, ему не хотят верить. Полезно сохранить
421
хотя бы отрывки подлинного текста, чтобы дать возможность в
будущем судить об уровне современной консервативной католи
ческой прессы — прессы, пишущей о нас с братом.
«...Шедевр (графомании) такого рода — «Дневник» Гонку
ров. Уже появился первый том, в котором не менее четырехсот
страниц, а за сим последует еще восемьсот. Здесь невозможно