Дневник. Том 2

де Гонкур Эдмон

поезд; кассирша сообщила мне, что с сегодняшнего дня поезда

идут только до Пасси. Отейль теперь за чертой Парижа.

Воскресенье, 8 января.

Сегодня ночью, при спущенных шторах, мне почудилось,

будто начался ураган. Я встал, открыл окно. Ураган оказался

непрестанным, непрерывным свистом снарядов, пролетавших

над моим домом.

С минуту я вглядываюсь в облик Отейля. У вокзала маль

чишки в солдатских

кепи продают национальным гвардейцам

осколки снарядов, которые они то и дело подбирают возле клад

бища.

Есть и любопытные, но их мало и они не отваживаются

7 Э. и Ж. де Гонкур, т. 2

97

идти дальше вокзала. Улицы патрулируют национальные гвар

дейцы — таможенники, лесники; время от времени они скрыва

ются в кабачках. Многие уезжают — в руках у людей сак

вояжи. Я замечаю очень пожилую даму с седыми буклями,

собрав последние силы, она спасается бегством, опираясь на

руку какого-то блузника, несущего ее дорожную сумку. Целая

толпа собралась перед кондитерской Монжеляра — вчера здесь

снарядом снесло трубу, но сегодня бравый пирожник пирожни-

чает снова. Все столпились у его порога и напряженно прислу

шиваются к выстрелам; женщины забыли о своем туалете —

некоторые выбежали на улицу в ночных чепцах.

На маленькой площади, напоминающей Итальянскую, ка

кие-то бойкие девчонки, прячась в портале церкви, наблюдают

за снарядами, падающими в центре бульвара; в богадельне

Сент-Пэрин, похожей на казарму, все окна закрыты; за стек

лами не видно ни одного живого существа; должно быть, все

обитатели этого заведения укрылись в подвале.

Я устал и разбит; пища такая скудная, а спать приходится

так мало. С тех пор как началась бомбардировка, любую ночь

здесь можно сравнить разве что с ночью, проведенной на ко

рабле во время морского сражения.

Вторник, 10 января.

Сегодня утром стрельба такая частая, что напоминает рав

номерный стук поршня паровой машины.

Я совершаю путешествие по Парижу в обществе моряка с

батареи Пуэн-дю-Жур. Он рассказывает, какой град снарядов

сыпался на них вчера: семнадцать выстрелов им пришлось

встретить лежа плашмя на земле, и они не имели возможно

сти ответить; но зато потом дали залп, от которого взлетел

на воздух пороховой погреб. Несмотря на такой ураганный

огонь, у них всего трое раненых: у одного оторвало ногу, и он

умер, второй ранен тяжело, а у третьего, канонира,

снаряд ра

зорвался возле самого лица — ему обожгло глаза и бороду.

Сегодня вечером у Бребана очень людно. Все, кто пострадал

от бомбардировки, жаждут обменяться впечатлениями: Шарль

Эдмон рассказывает фантастические вещи — как пушечные

ядра дождем поливали Люксембургский дворец. Из-за снаряда,

разорвавшегося на площади Сен-Сюльпис, Сен-Виктор ночью

покинул свою квартиру на улице Фюрстенберг. Ренан пере

брался на правый берег.

Разговор все время идет о пораженческом настроении ар

мейских шишек, об отсутствии у них воли и решительности,

98

о деморализации, которую они вносят в солдатскую массу. Рас

сказывают об одном заседании, когда бедняга Трошю, столкнув

шись с трусостью и самоуправством старых генералов, пригро

зил, что покончит с собой. Луи Блан делает вывод: «Армия по

губила Францию и не желает, чтобы страну спасли шта

фирки».

Тесье Дю Моте рассказывает о двух идиотских выходках на

ших генералов, очевидцем которых, по его словам, он был. Во

время операции 21 декабря он видел, как в два часа на место

боя прибыл генерал Винуа; он получил приказ в одиннадцать

часов атаковать Шелль; и вот он является в два часа в окруже

нии грандиозной свиты, под хмельком, и спрашивает, где нахо

дится Шелль. Дю Моте наблюдал — кажется, в тот же самый

день — прибытие генерала Лефло на Авронское плато — этот

генерал тоже осведомился, действительно ли он попал на Аврон-

ское плато.

Тот же Дю Моте уверяет, что после полной победы, одержан

ной нами 2 декабря *, когда армия получила приказ идти впе

ред, Трошю неожиданно сообщили, что боевые припасы на

исходе.

Услышав это, Сен-Виктор принимается красноречиво дока

зывать необходимость нового Сен-Жюста. Кто-то говорит, что

сегодня правительство получило ультиматум: если Париж не ка

питулирует, он будет сожжен.

В углу Бертело произносит смешную своими преувеличе

ниями обвинительную речь против Альфана, объявляя его со

знательным виновником всех пагубных нелепостей: он будто

бы действовал довольно оригинальным способом — соглашаясь

со всеми мерами, которые предлагались Ферри, он брался за все

сам и все делал как можно хуже. Бертело упоминает соление

мяса, которое затем протухло, размещение лазарета в Люксем

бургском дворце, где раненые мерзли, строительство укрепле