Дневник. Том 2
Шрифт:
отведать мяса кенгуру?
— Дам вам рецепт одного очень вкусного блюда! Сварите
макароны, прибавьте к ним побольше всякой травы, и у вас по
лучится салат... Что ж, по нынешним временам!..
— Не забудьте, у Карселе есть еще томатные консервы!
Живем впроголодь, но надвигается настоящий голод. Эле
гантные парижанки превратили уже свои туалетные комнаты
в курятники. Прикидывая и подсчитывая, люди спрашивают
84
себя: если учесть
еще через две недели хоть какая-нибудь еда?
Скоро не будет не только пищи, но и освещения. Уже
трудно достать гарное масло, запас свечей приходит к концу.
Но хуже всего то, что при таких морозах близится минута,
когда не станет ни каменного угля, ни кокса, ни дров. Нас ждут
голод, холод и полная тьма; и будущее сулит нам, видимо, та
кие страдания и ужасы, какие никогда еще не сопутствовали
ни одной осаде.
Пятница, 9 декабря.
Как ужасно воевать в такую стужу! Думаешь о страданиях
солдат, вынужденных проводить ночи в этой леденящей сыро
сти, о раненых, которых доконал холод.
Сегодня крепостной вал с очертаниями побелевших под сне
гом укреплений, по которым шагают закоченевшие часовые —
солдаты Национальной гвардии, с засыпанными белым тем
ными далями и обледеневшими, словно слюдой покрытыми гла
сисами фортов, с низко нависшим небом цвета матового стекла,
где покачивается привязной воздушный шар, — этот крепост
ной вал кажется каким-то уголком русской деревни.
Когда на закате я возвращаюсь домой, вокруг меня с белой
земли подымаются в сизое небо розовые деревья; и мне чу
дится, что я движусь по одной из тех японских гравюр с оде
той снегом землей и карминно-красными деревьями, которые в
этой стране натуристского искусства изображают зиму.
Суббота, 10 декабря.
Нет ничего несноснее того состояния, когда, окрыленные
надеждой, вы сперва готовы глупейшим образом поверить бол
товне, вздорным измышлениям и выдумкам газетчиков, и тут
же снова преисполняетесь сомнений и полного ко всему недо
верия. Нет ничего мучительней того состояния, в которое по
вергает вас неизвестность: где находятся сейчас армии провин
ций, в Корбей или Бордо, да и существуют ли они вообще? Нет
ничего более жестокого, чем жить во тьме, в ночи, в неведении
того трагического, что грозит вам, окружает вас и гнетет.
Право же, кажется, что г-н Бисмарк засадил весь Париж в оди
ночку, запер его в камеру уголовной тюрьмы.
Сегодня
внушающие тревогу очереди людей, которые без разбору
85
расхватывают все оставшиеся в этих лавках банки консер
вов. По улицам тянутся похоронные процессии и тут же про
исходит сбор пожертвований в пользу раненых; вместительные
коленкоровые сумы, вроде тех, что мне приходилось видеть в
дни карнавала в Италии, подымают до высоты третьего этажа,
чтобы принять даяние от стоящих у окон людей.
Большие парижские кофейни имеют сейчас самый провин
циальный вид. Почему бы это? Потому ли, что мало лакеев,
что завсегдатаи читают все время одну и ту же газету и, со
бравшись кучками посреди зала, толкуют о дошедших до них
известиях, точно так же как обсуждаются местные новости в
маленьких городках; потому ли, наконец, что посетители ко
феен, сами не зная зачем, застревают там, где прежде приса
живались лишь на м и н у т у , легкомысленно и беспечно, как
перелетные птицы, ибо за дверьми кофейни их ожидали ты
сячи других удовольствий и развлечений?
Все вокруг тают и чахнут. Только и слышишь ото всех, что
приходится ушивать пояс в панталонах, а Тео жалуется, что
впервые в жизни надел подтяжки, потому что его штаны не
удерживаются больше брюхом.
Вдвоем с ним мы отправляемся навестить Гюго в павиль
оне Роган. Застаем его в просторной комнате особняка; буфет
светлого дерева, точно в столовой, камин украшен двумя ки
тайскими фарфоровыми лампами, между которых красуется
бутылка водки. Божество окружено существами женского пола.
Ими занят весь диван; пожилая дама с седыми волосами, в
платье цвета осенних листьев, с глубоким вырезом на груди,
обнажающим большой участок ее морщинистой кожи, играет
роль хозяйки салона. Эта женщина — помесь маркизы былых
времен с современной лицедейкой.
Но само божество показалось мне сегодня вечером каким-
то старым. У него покрасневшие веки, лицо такого же кирпич
ного цвета, как когда-то в Рокплане, борода и волосы всклоко
чены. Из рукавов куртки выглядывают манжеты красной
шерстяной фуфайки, а на шее повязан белый фуляр. После бес
конечных хождений взад и вперед, открывания и закрывания
дверей, появления и ухода посетителей, в том числе актрис,
пришедших поговорить о стихах из «Возмездий», которые они
собираются декламировать с театральных подмостков, после