Дневник
Шрифт:
А сегодня узнала. Погиб он уже давно – может быть, вскоре после написания письма. Скрывали от Ксении – потому что она была больна. Ксения велела скрывать от меня, потому что я у Тотвенов, потому что день моего рождения. Вот и все.
Бедная, бедная Ксения! Бедный Юрий! Бедные мы!
28 марта
Дома. Начало седьмого. В комнате +3°. Затопила печку, сижу в шубе, курю. Может быть, и не думая ни о чем. Придет Валерка, придет Гнедич – будет Дом.
31 марта, пятница, 23 часа
Должна была прийти Ксения – и не пришла. Прислала записку: «Я не могу сегодня прийти. Я переоценила свои силы. Нам с тобою Юра был ближе и понятнее, чем другим… Поэтому мое горе с тобой вместе я буду чувствовать еще острее…» [853]
Я
Утром навещаю старую Сушаль, иду по знакомым ступеням, по знакомым комнатам. Сижу в ее задымленной и грязной комнатенке, смотрю на никелированную кровать, на матовый шар лампы – ничего не узнаю, ничего не чувствую, кроме досадного недоумения: неужели это та же комната, неужели все это – то же?
853
В письме далее: «Я так измучена, что порой я сама кажусь себе дрожащей на тоненькой ниточке, которую называют жизнью…» (ОР РНБ. Ф. 1448. Ед. хр. 94. Л. 1).
Позже ходила за карточками: холодно, скользко, тает снег, в небе все голубое, солнечное. Устала. Вчера работала до половины шестого утра.
Юрий убит 23 февраля, во сне. Артобстрел. Видимо, осколок, потому что адъютант, лежащий рядом, жив и здоров. После ранения жил еще 16 минут, но без сознания. В ту ночь, когда был у меня, читала ему Тагора – «Гитанджали». Просил прислать ему перевод. Обещала, не сделала, что-то помешало. Отметил сам: 92, 93, 94, 99.
«Я получил свой отпуск. Пожелайте мне счастливого пути, братья! Я прощаюсь с вами и ухожу».
«В час моего отхода пожелайте мне счастья, друзья! На небе зарделась заря, и мне предстоит чудесный путь. Не спрашивайте, что я беру с собою. Я отправляюсь с пустыми руками и трепетным сердцем».
«Когда я оставлю руль, то буду знать, что пришло время, чтобы Ты его взял. Что должно быть, то будет. Бороться бесполезно».
Юрий погиб.
А жизнь продолжается. Все идет по-старому. Ко мне приходят люди, звонят телефоны – как обычно.
На днях – Вс. Р[ождественский], Гнедич, влюбленная в него 18 лет и встречающаяся с ним впервые за чайным столом, водка, винегрет, наивно-лукавые глаза Валерки, обращенные на Гнедич, мое безудержное веселье – я все время шучу, смеюсь, остроумничаю, дразню Гнедич. Мне так больно, что даже весело.
Жаль такой любви, как ее любовь – большая, придуманная, мучительная, нарядная от стихов и цитат, спасительная, всепрощающая… и ненужная.
– Ma Reine [854] , – говорили мне Вы.
– Белая королева, – говорил мне Николенька.
– Царица Тайах [855] , – говорят мне теперь.
Я причесываюсь перед зеркалом, пудрюсь, крашу губы, говорю веселые и легкие вещи. Мне тревожно и почти хорошо. И я знаю: человеку тоже тревожно – но по другим причинам – и тоже почти хорошо. Я с дерзкой радостью смотрю на вещи, окружающие меня: вот золотая шкатулка с Генрихом IV, вот портрет епископа эпохи Герцогства Варшавского [856] , вот сливовый абажур на бронзовой лампе, вот простое распятие над моей постелью – а вот и рубин… Не хватает только золотого браслета, звенья которого распались, и я спрятала его куда-то. Надо найти золотой браслет! Надо найти золотой браслет!
854
Моя королева (фр.).
855
Таиах – египетская царица, жена фараона Аменхотепа III (1455–1424 гг. до н. э.). М.А. Волошин увидел в парижском музее Гиме ее скульптурный портрет. Он был поражен таинственной красотой царицы и написал стихотворение «Таиах» (1905).
856
Великое Герцогство Варшавское было создано в 1807 г. по Тильзитскому миру из польских территорий, отошедших во время второго и третьего разделов Речи Посполитой к Пруссии и Австрийской империи. Просуществовало до 1813 г.
Боже мой, какой я строитель Вавилонских башен!
Дома я не знаю, что делать. Я чувствую себя как в гостинице. Не то нужно идти куда-то, не то ждать кого-то. Все чужое, холодное, временное, ненастоящее. Но из гостиниц люди уезжают – домой. Я могу тоже уехать – в
Нет все-таки Дома. Может быть, будет, если вернется Эдик. И то: может быть.
Апрель, 2, воскресенье
Утром в Спасо-Преображенском соборе слушаю Литургию Чайковского. Очень красиво. В православных церквях люблю смуглое золото, тусклые блески, свечи, лампады. Очень холодно. Еду к Тотвенам, чтобы завтра быть дома.
4 апреля, вторник
Усталость. Трудное настроение: запечатанное. Болят плечи. Ездила в Смольный, вечером была Ксения. Говорю очень много, но молчу все время.
Вспомнилась старая английская песенка:
And I – I knew full well he was lad And he – he surely knew I was that woman But yet – We both were silent [857] .Ночь на 8 апреля
857
И я точно знала, что он – мой парень,
И он точно знал, что я – эта женщина. И все равно – Мы оба молчали.Была в оперетте на идиотской «Фиалке Монмартра» [858] с идиотскими актерами и идиотской публикой. Со мной прелестная модная женщина – жена главного прокурора Закавказского фронта. Иду на Радищева одна по фантастически красивым от луны улицам. На Знаменской часто останавливаюсь, смотрю на небо, на контуры крыш, на чудеса лунных теней. Дома ждут Валерка и Гнедич, довольные, что я у себя и, следовательно, у них Дом, приют, убежище.
Странно было позвонить в свою собственную квартиру, услышать за дверью чьи-то шаги, встретить радость, ожидание, самовар, тепло человеческого жилья. Отвыкла. С 12 августа 1942-го меня никто в доме не ждет и не встречает. Отвыкла настолько, что даже озлилась: чужие мне, не мои, не свои. Каким правом они занимают место, принадлежащее не им. Кто они, эти интрузы [859] ?
858
«Фиалка Монмартра» – оперетта на музыку И. Кальмана. Театр Музыкальной комедии работал всю блокаду, спектакли игрались на сцене Александринского театра.
859
чужаки (фр.).
9 апреля. Пасха
У себя: пижама, халат. Безденежье. Настроение холодной и веселой злобы. Вчера «Багдадский вор» [860] , великолепие красок и тревожащий образ Конрада Вейдта.
Вы мне говорили когда-то:
– Я вам прощу любовника, но не могу простить портрета Конрада. Земной соперник мне не страшен: я вас всегда отниму. Я боюсь только вашей мысли и вашего воображения.
Тогда я покорно сняла портрет со стены. Может быть, я даже сожгла его – я не помню. Или подарила Вам. Мне же было все так безразлично. И Вам, и моим я принесла тогда в жертву даже старый дом на Фонтанке. (Но старый дом жил во мне неустанно – и Вы это знали – и Вы этого боялись.)
860
Английский фильм (1940; реж. Л. Бергер; в роли злого волшебника Джафара – К. Фейдт).
На Пасху у меня целый день люди – Валерка, Гнедич, д-р Фейгина, Никитина, Загарин, Гурвич. Телефоны без конца. Устаю, как лошадь на последнем перегоне. Не думаю ни о чем.
13 апреля, четверг
Случается, что люди видят чужие сны.
В моем доме некоей тени, откликающейся на мое имя (и на разные другие имена), в ночь на сегодня приснился чужой сон.
Потом Ксеничка, Гнедич, работа, телефоны.
Завтра пойду на вынос плащаницы, потом в Дом писателя, потом домой, где устраиваю день рождения Анты, потом с нею на «Багдадского вора».