Дневник

Островская Софья Казимировна

Новостей очень много – крайне любопытных.

И Пушкин и Павловск – наши.

Только был бы мой парк золотист и широк, Ничего мне на свете не надо… [829]

Екатерининский – взорван, сгорел. Камеронову галерею будто бы спасли – будто бы, вовремя разминировали. Гнедич рассказывала, что на днях взлетел в воздух Павловский дворец: необнаруженная мина замедленного действия.

И город мой – кладбище. И вокруг города – кладбище. Уже прокладываются железнодорожные пути. Уже писатели ездят в музейные морги русской истории и пишут в газетах вялую и неубедительную, дешевую и неталантливую дребедень (особенно отличается Вера Инбер!). Уже, уже очищена от врага наша магистраль Ленинград –

Москва. Скоро покатят международные вагончики с международными пассажирами. Ленинград вышел на Большую землю – и вдруг оказалось, что Большой земли-то и нет!

829

Цитируется стихотворение Вс. Рождественского «Если не пил ты в детстве студеной воды…» (1920-е гг.).

Видимо, скоро будет мир. Тогда к нам, в Союз – на настоящую Большую землю для всего мира, – прикатит Англо-Америка: греть руки, строить, помогать, грабить, раздирать. Поняла: Англия – это не Европа. Англия – отдельный материк, первый в мире и главенствующий над миром.

Скоро 4 утра. Спать не хочется. Тоскую. Об Эдике. Боюсь за него, мучаюсь – до задыхания. Никто не видит. Молчу, молчу. Стиснутые зубы.

Пару дней были взлеты, хотелось одеваться, думала о прическе, о маникюре, о том, что я еще красивая женщина, что никто не дает мне моих лет.

А теперь снова канула в безразличие, в туповатую (старческую) ленцу. Два дня не одеваюсь. Пижама, халат, валенки на босую ногу. Много работы. Некогда читать и писать. Да и не хочется. Вдруг – вероятно, на время – ничего не захотелось больше.

Вот бы только получить письмо, что невредим.

В госпиталях – страшные ранения: обрубки – без ног, без рук, без глаз.

Думаю: не пойти ли поработать в госпиталь, хоть чем-нибудь помочь солдату.

Никуда не пойду. Себя поберегу. Знаю, знаю.

Говорят, что вышло постановление: в партер нижние чины не допускаются. Говорила Гнедич. А ей я вообще не верю: истеричничает, болтает чудовищный вздор, за который не жалко расстрелять.

С Ксенией хорошо: уютная, домашняя, теплая – чудесная земная женщина. Благодаря ее присутствию, благодаря какому-то духу ее чистоты, хозяйственности, домовитой уютности моя столовая оказалась живой, обитаемой: завтракаем и обедаем в столовой, работаем там, принимаем гостей. Впервые с осени 1941 года там горит старая лампа, становятся на стол чашки и тарелки, поет патефон, расстилается скатерть.

Все почти как прежде.

Снимаю все табу. Не к чему…

Ночь на 2 февраля – около 2 час.

Ксения работает над балансом в столовой. Валерка спит на мамином диване. У меня тихо, тепло – остывающий самовар, сухарики, фотографии, письма, стихи. Квартира осторожно возрождается: живут синяя комната и столовая, пыли не так много, беспорядка немного меньше.

(А на листках перекидного календаря, как и прежде, ежедневные записи о делах и людях; но нет в них больше ни сердца, ни гнева, ни боли, ни ожидания. Календарь: просто.)

Днем была в Смольном, гуляла с М.С. по знаменитой аллейке, говорили о Катынском лесе [830] , о будущем, о мире, о союзных республиках, где создаются национальные армии, где вводятся республиканские национальные НК иностранных дел.

Мое мнение: видимо, децентрализуется система вероятных после мира концессионно-торговых отношений с Англией и США. Политически очень умный выход: любой договор с иностранной державой (или капиталом) будет носить характер не всесоюзный, а местный.

830

Катынский расстрел пленных офицеров польской армии был произведен весной 1940 г. сотрудниками НКВД. Всего было расстреляно более 20 тысяч пленных. О нахождении массовых захоронений в Катынском лесу заявили в 1943 г. представители Германии. Советский Союз отрицал свою причастность к происшедшему. После освобождения Смоленска советскими войсками была создана Специальная комиссии по установлению и расследованию обстоятельств расстрела немецко-фашистскими захватчиками в Катынском лесу военнопленных польских офицеров, которая пришла к выводу, что расстрелы были осуществлены в 1941 г. немецкими оккупационными войсками. Лишь в 1990 г. руководство СССР признало ответственность НКВД СССР. Скорее всего Островская и Бакшис обсуждали незадолго до этого опубликованную в газете «Правда» (1944. 26 янв.) информацию о деятельности упомянутой комиссии.

Создание

национальных армий, вместо Единой Рабоче-Крестьянской Красной Армии, мне пока неясно. Наименование «Р.К.» Кр[асная] Армия, должно быть, уйдет, что, однако, несущественно. Я не понимаю, я не вижу объекта дальнего прицела – почему наша армия распадается, расчленяется на ряд армий [831] . Может быть, нас боится Европа. Может быть, национальные армии в системе Советского Союза, создаваемые именно теперь, уже говорят за близость мира. А как же быть дальше с войною, если Украинская Армия, например, скажет: «Не хочу!» Или нам нужно это для того, чтобы споры между Польшей и СССР о границах свелись бы, так сказать, к местным спорам – Польша – Украина, Польша – Беларусь. И будет ли Львов польским или советским, останется на дипломатической совести руководителей Украинской республики. Возможно, что я пишу ересь. Но мне хочется понять, самой понять, без газетного внушения, рассчитанного на массу. Я не масса, я существо мыслящее.

831

В советских социалистических республиках национальные армии созданы не были.

Подходим к бесконечно интересному времени грандиозных переустройств.

(Кстати, очень высоко ценю знаменитую поговорку, уводящую незыблемость диалектического начала к истокам: «Бог дал, бог взял – да святится имя его!»)

Домой шла в начале 7-го, были тихие-тихие графитные сумерки петербургских фонарей. С июня 1941 года впервые наслаждалась погодой, легким морозом, снежными шапками на крышах, далями улиц, золотисто-розовым молодым полумесяцем. Впервые за эти годы шла спокойно, не нервничая, не ожидая гибели или ранения, не прислушиваясь к возможному возникновению дальнего выстрела, который через секунды зальет кровью и засыплет битым стеклом снежные и расчищенные улицы и тротуары. Впервые мне нестрашно было ехать в трамвае. Трамвай не ощущался больше как «братская могила». Сегодня, впервые с начала войны, я позволила себе прогулку и наслаждение прогулкой.

Я, кажется, поняла уже телом: обстрелов нет.

Взят Кингисепп. Мы рядом с эстонской границей. Любопытно, как будет с Польшей, правительство которой в Лондоне ведет себя непозволительно… хотя бы с точки зрения британской государственности, британской дипломатии, британской разведки. Так думаем мы – не британцы. В сущности, польское правительство в Лондоне должно было бы быть немедленно арестовано британскими королевскими властями, как ведущее подрывную работу и занимающееся фашистской пропагандой на территории страны, воюющей с фашизмом [832] . В крайнем случае, Англия должна была бы выслать таких, по меньшей мере странных, гостей. Англия не делает ни того ни другого, а, разговаривая на эти темы с нами, делает единственное, что умела делать всегда: недоумевающе-сокрушенное лицо милого дядюшки из породы мировых главбухов. Ах, какая это умная стерва!

832

После раздела Польши в 1939 г. между Советским Союзом и фашистской Германией польское национальное правительство находилось в изгнании (до июля 1940 г. – в Париже, потом – в Лондоне). Когда в апреле 1943 г. оно обвинило СССР в расстреле польских офицеров в Катынском лесу, Советский Союз разорвал с ним дипломатические отношения.

В городе тихо, благословенно, почти мирно. Город отдыхает от чубаровского парня [833] с бандитской кличкой: Фриц-Обстрел.

Мир безусловно готовится к миру.

В этой подготовке неясна для меня позиция Гитлера. Как он уйдет с арены? Или кто и как его снимет с арены?

В Башкирии хлебная норма равна 100 гр. в день. Так пишут из районного центра.

Как бы после Фриц-Обстрела не пришел другой хулиган, помрачнее, судимости и приводы которого теряются «во мгле веков». У этого профессионального убийцы, методичного, холодного, безжалостного, слепого и многорукого, тоже есть кличка. Зовут его Царь-Голод.

833

В 1926 г. произошло групповое изнасилование в Чубаровом переулке (район Лиговского проспекта в Ленинграде). После громкого судебного процесса слово «чубаровщина» стало нарицательным.