Дневник
Шрифт:
Господи, что же я буду делать дальше?
29 января, четверг, 15.40
Вчера брат принес хлеб в полночь, выстояв в очереди часа 4 с перерывами – если бы перерывов не было, стояние следовало бы исчислить 8 часами. Булочные – дежурные – торговали до 3-х ночи. Всюду была милиция. За Эдиком стояло еще около 200 человек.
Говорят, что вся заминка с выпечкой хлеба лежит на ответственности 1) горвода, закрывшего из-за морозов подачу воды, и 2) хлебозаводов, не обеспечивших запаса воды.
Сегодня метель, -13°. Брат пошел искать воду: хорошо, если по блату дадут на кухне больницы Раухфуса [572] .
Вчера удалось достать для дома мясо, манную и муку. Стоит все это очень дорого, но я спокойна на неделю. Вчера в печке сварила им маленькую кастрюльку густой манной каши: без сахара, молока и масла она показалась вкуснее самого изысканного блюда.
В очереди за хлебом чуть не плачущий
572
Детская городская больница № 19 им. К.А. Раухфуса (Лиговский проспект, 8).
Зрелище (по меньшей мере) странное.
В городе большие пожары, такие же разрушительные по эффекту, как и бомбежки. Сгорел дотла дом № 32 по Радищева (неумелая разрядка засевшей в доме неразорвавшейся бомбы), Физиотерапевтический институт, дом на углу Моховой и Пестеля. Тушить сложно, ибо воды подчас нет на целые кварталы. «Правда» [573] выходит на одном листе. «Смена», на которую мы подписались, не выходит вообще: типографии стоят [574] . Почтовые пути в городе бредовые: письмо от Лидии с Загородного шло ко мне… 12 дней! Иногородняя почта безмолвствует. Возможно, это наша собственная блокада морального состояния всех живущих «на воле», «за границей», «на большой земле», то есть в СССР за линией фронта и ленинградского окружения: вероятно, не надо никому знать, как живет и как умирает прекраснейший в мире город [575] .
573
Островская имеет в виду газету «Ленинградская правда», единственную ежедневную газету, выходившую в городе в январе 1942 г. Из-за нехватки бумаги с 10 декабря 1941 г. она выходила на двух полосах вместо четырех.
574
Молодежная газета «Смена» издавалась и во время войны, однако с 9 января по 5 февраля 1942 г., когда городу не хватало электроэнергии, не выходила.
575
См. интервью «Два Ленинградских радио» историка Ленинградского радиоцентра Л. Мархасева (Радио. Блокада. Ленинград / Под ред. Т.В. Васильевой, В.Г. Ковтуна, В.Г. Осинского. СПб., 2005. С. 95); об этом пишет в своем дневнике и Ольга Берггольц: «О Ленинграде все скрывалось, о нем не знали правды так же, как об ежовской тюрьме <…>. Нет, они не позволят мне ни прочесть по радио “Февральский дневник”, ни издать книжки стихов так, как я хочу. Трубя о нашем мужестве, они скрывают от народа правду о нас» (Ольга. Запретный дневник. СПб., 2010. С. 78).
Смертей все-таки очень много: на улице, в очередях, в учреждениях, всюду. Идет человек – и вдруг падает. И все. Коса смерти подрезает теперь людей мгновенно, как траву. Долгие болезни редки. Да и болеть трудно: врач из поликлиники, вызванный к брату 20-го числа, не был до сих пор – и это явление обычное. Лекарств нет почти никаких: аптеки не принимают рецептов даже на валериану, на капли мятные и датского короля [576] . А прописанные брату танальбин, опий и бактериофаг так и остались рецептурными бумажками. Нет и соды. Плохо с солью. Дрова мне на днях предложили по 400 руб. куб. метр: транспорт мой – а везти от храма Будды [577] ! В топку скоро пойдут у меня шкафы и письменные столы.
576
Капли датского короля (смесь нашатырно-анисовых капель, лакричного экстракта и укропной воды) – средство от кашля, применявшееся до начала XX века.
577
Буддийский храм находится в Старой Деревне (современный адрес: Приморский проспект, 91). В 1935 г. был закрыт. Во время Великой Отечественной войны в храме была устроена военная радиостанция. С 1960-х гг. в храме находились лаборатории Зоологического института. В 1990 г. храм был передан буддистам.
Вторая тетрадь войны
Февраль, 1-е, воскр[есенье]
На улице -13°. Вчера была красивая метель и розовое к вечеру небо. У нас холодно. Обращение с панихидными свечами, как с драгоценностью. Слабость.
Очень много лежим. Хозяйство почти все веду я – с расчетами, с экономией, с рационализацией (и все это вызывает гнев, возмущение и нарекания моих – «ты куски считаешь, ты делишь, это не еда, а отрава» – делаю скидку на военную нервозность, на голод, на усталость, на общую истерику, но продолжаю поступать так, как считаю нужным я. Иначе не
Сегодня несколько кусочков сбереженного мною таким образом хлеба, жаренного на плите. Дело в том, что в лавках хлеба много, но карточек у меня на руках еще нет, карточек ни у кого еще нет – так и получается: у населения пустые желудки, а в магазинах пусто у переполненных прилавков.
Плохо со зрением. Живу почти все время в глубокой полутьме – и пишу и работаю так. Ночью же непрерывно слезятся глаза. Это – очень неприятное для меня и тревожное.
Любопытно и жутко, когда думаю о будущем. Каковы перспективы моего города? Когда окончательно прорвут и снимут блокаду? Когда город перестанет быть фронтом? Когда люди перестанут умирать от истощения? Когда к людям вернутся элементарные условия так называемой городской культурной жизни?
Наш губернатор Попков два раза выступал по радио – сначала обещал улучшение продовольственного положения (пока что-то не видно!), недавно призывал к срочной очистке города от нечистот и грязи и к возвращению к культуре. Пока – тоже не видно. Подождем!
Сводки интересны. Советские войска, не переставая, наступают с 5.12 и берут много городов. Когда читаешь, что отбит Можайск, Осташков, Лозовая, Селижарово, ужасаешься: оказывается, как глубоко и далеко были немцы, как много было потеряно!..
4 февраля, вторник
1-го пришла Галя и принесла сахар, полученный по карточкам, которого мы не видели очень давно… Дома была юбиляция, сладкий чай вечером с поджаренным хлебом, микроскопические порции подслащенной манной кашки! К сахару выдали еще маленькую прибавку ржаной муки – следовательно, на несколько дней обеспечены болтанки!
Вчера была у Тотвенов. Все ослабели, хотя питание гораздо лучше нашего. С наслаждением ела у них свой собственный хлеб, помазанный густо их медом, и пила кофе. У них – страхи перед будущим: эвакуационные настроения в полном цвету. Лишь бы избежать дальнейшего недоедания, очередей и – в особенности – возможного повторения воздушных налетов.
Страх перед вероятной активизацией германской авиации к весне принимает общегородской характер. Ведь сил больше нет ни у кого бегать в промерзлые и мокрые бомбоубежища и высиживать там в холоде и мраке часы и часы! Знаю: из моих не пойдет вниз никто. А бомбовые разрушения в городе, которые мне приходится видеть, ужасны! Прямые попадания раскалывают пятиэтажные дома до основания. Как страшны такие провалы на Сергиевской, на Невском, на Литейном! А ведь я, собственно, вижу еще немного!
Брат истерически требует отъезда – все равно куда, все равно как, лишь бы уйти от бомб и голода. Перспективы у нас вообще туманны. Одно, думаю, ясно: весна принесет жуткую грязь и вероятные на 95 % эпидемии. Весь город залит нечистотами, водопроводы бездействуют. Брат за водой ходит в далекие дома и простаивает там в долгих очередях.
А у Симеоновской церкви, у уличных букинистов, столько хороших книг! [578] Прохожу мимо, сжав зубы: хочется купить, и бережешь деньги. А с деньгами у меня скоро будет неладно!
Пышная, нарядная, жестокая зима. Пейзажи великолепны. Люди мрут легко и быстро. Говорят, что в городе умерло 1 миллион 700 тысяч человек. Говорят, что на днях начнется массовая планомерная эвакуация. Говорят, что после эвакуации в Москве осталось не больше 2 миллионов жителей и что встретить на московских улицах ребенка – редкость. Говорят, что ни в Союзе, ни за границей, ни в армии понятия не имеют о том, что приходится переживать Ленинграду. Говорят, что в Архангельске – бездна вкусных и изысканных продуктов: бананы, например, сгущенное молоко, апельсины, консервы – и что там англичан больше, чем русских. Это все рассказывала пациентка Тотвена, Лимаровская, или что-то похожее, жена какого-то важного работника из обкома, которая 7-го выезжает из Ленинграда очень шикарно: машиной-люкс до самой Вологды, а оттуда – в Сибирь. Брат ее – начальник госпиталя в Архангельске, и, не будь мужа в Сибири, она бы поехала к брату, но, оказывается, эвакуация самотеком страшна: одна дама с детьми, эвакуировавшаяся из Ленинграда в августе и жившая где-то под Вологдой, решила перебраться к сестре в Челябинск: путь от Вологды до Челябинска взял у нее 43 дня!
578
Район Симеоновской (с 1923 г. – ул. Белинского) возле Литейного проспекта упоминается в различных свидетельствах как центр уличной торговли антикварными книгами. Ср.: «Столовая моя на Симеоновской находится рядом с бойким букинистом, а через улицу, на Литейном, лавка писателей. Сцилла и Харибда, о которые разбивается мой финансовый корабль. Это совершенное безумие мне при моей нищете покупать книги. Но нахождение и покупка книг доставляют мне такое большое удовольствие, что я не удерживаюсь» (Шапорина Л. Дневник. М., 2011. Т. 1. C. 333); «У Дома книги, на Литейном, на Симеоновской – столики, лотки с книгами. Тут всегда густо народу. Особенно много покупают книги (беллетристику) военные. Раскупается главным образом увлекательное чтиво – авантюрные романы. И старые классики. Все то, что описывает жизнь, не похожую на современную. Коллекционеры и любители редких книг маниакально продолжают, и, конечно, весьма плодотворно, – погоню за ценным товаром, обесцененным сейчас» (Бианки В. Лихолетье. СПб., 2005. С. 174).