Дни и ночи Невервинтера. Книга 2
Шрифт:
— Букетов я, конечно, не ждала, но хоть бы записку оставил, — произнесла Эйлин в продолжение своих невеселых мыслей.
— Ну, знаешь, — Ниваль пожал плечами, усаживаясь рядом, — ты многого от него хочешь. Я бы, например, не знал, что написать. Я и при встрече, наверное, молчал бы минут двадцать, если бы я был он.
— К сожалению, ты — это всего лишь ты, — на всякий случай огрызнулась она, не совсем понимая, то ли он ее успокаивает, то ли издевается над Касавиром.
Теперь они могли с чистой совестью перекусить и лечь спать, но выпитое зелье Лео напрочь лишило их сна.
— Отличная вещь, — заметил Ниваль. — Если он предложит хорошую цену, буду закупать оптом.
Эйлин молчала, и все попытки Ниваля разговорить ее не приводили ни к чему существенному.
— Ну, эдак мы совсем скиснем.
Эйлин вздохнула и не без удовольствия сняла рваный, лоснящийся, провонявший псиной и ее собственным потом тулуп. И тут же начала мечтать о горячей ванне. Это было актуально еще и потому, что в плену она подхватила мерзких насекомых — вечных спутников не затрудняющих себя гигиеной орков и гоблинов и скученных военных поселений. Присутствие паразитов на ее теле становилось со временем все более и более раздражающим и мучительным. Судя по тому, как яростно чесался Ниваль, когда думал, что на него никто не смотрит, его эта участь тоже не миновала. О ванне, конечно, не приходилось и мечтать, зато истерзанная Эйлин очень кстати вспомнила одну волшебную песенку, которую очень любил Гробнар, и которая как-то запала в память. Называлась она витиевато: «Песнь изгнания едреных порождений зла и мрака, пожирающих кровь, плоть и разум великого барда Шнобцарта, кои были насланы злобным конкурентом Фальшьери (урод, каких поискать, отсохни его кочерыжка), дабы лишить того сна, покоя и вдохновения». Текст песни, написанной на каланте, был столь же заковырист, местами непечатен и, если вкратце, содержал призыв к означенным порождениям зла отправляться туда, откуда они пришли, то есть, на всевозможные части тела коварного Фальшьери, лишенные какой бы то ни было эстетической или функциональной ценности. Этот Шнобцарт оказался большим затейником. По словам гнома, подействовать песня могла, только если желающие избавиться от напасти сядут голышом у тлеющего костра, держа свою нательную одежду над углями. Ниваль предположил, что Гробнар просто так прикололся, но Эйлин, мягко говоря, немного раздраженная и отсутствием Касавира, и дискомфортом, велела ему отвернуться, раздеться, закрыть свои нахальные глаза и сесть к костру, если он хочет вылечиться. А нет — пусть не мешает.
Они сидели друг напротив друга с закрытыми глазами, протянув над огнем руки со скомканными ненавистными одежками. Эйлин мысленно пожалела беднягу Фальшьери, который ни за что ни про что уже лет двести с лишним беспрерывно икает на том свете, и принялась петь. Но это было не так-то просто. В отличие от нее, урожденный уотердипец Ниваль хорошо знал разговорный калант, и было трудно заставить его не ржать на первом же куплете. Кроме того, он решил, что поднимет настроение Эйлин, если будет зловеще нащупывать ее руки. В конце концов, она заявила, что, если он не прекратит издеваться, она изменит текст песни так, что проклятие Фальшьери падет на него. Ниваль не был уверен, что она может это сделать, но решил на всякий случай не напрашиваться. Он лишь заметил:
— А откуда я знаю, что ты не будешь втихаря пялиться на меня?
Эйлин поняла, что, коли Ниваль решил втянуть ее в игру, отделаться вертящимся на языке простым и коротким ответом ей не удастся. Она вздохнула, бросила оценивающий взгляд на него, прикрывшегося охапкой одежды, и монотонно выдала:
— С момента нашей первой встречи я живу надеждой когда-нибудь разглядеть, что ты там прячешь.
Ниваль рассмеялся.
— Ответ правильный. Ладно, я не жадный, смотри, только без обмороков.
Довольный
Касавир не появился, зато вши пропали — будто сквозь землю провалились. Встав спиной к Эйлин и, нехотя натягивая штаны, он пробормотал:
— С вами, людьми и гномами искусства, не соскучишься. Придумали бы какую-нибудь песню, чтобы от одежды грязь отваливалась и дырки зарастали. Я ради этого готов хоть по лесу побегать в чем мать родила.
Эйлин рассмеялась.
— Песня не получится. Песни действуют только на живых существ. Там идет сложный процесс преобразования звуковых колебаний в магические импульсы, чистая физика, как Лео говорит. А частоты, воздействующие на неживую материю, недоступны человеческому горлу. Но можно поэкспериментировать с особыми инструментами. Интересная идея.
— Дарю бесплатно.
Повернувшись к Нивалю, скептически разглядывавшему свою явно уставшую от этой жизни рубаху, Эйлин ахнула.
— Как ты похудел! Только что ребра не торчат. Живот прилип совсем. Штаны, как с чужого плеча.
— Да? — Он с некоторым удивлением осмотрел себя, проведя ладонью по груди и животу и попытавшись посмотреть на себя сзади. — В самом деле. Ничего, я быстро наберу. Неделя хорошего питания и ежедневных тренировок — и я в порядке. Ты на себя посмотри. Касавир тебя в постели не найдет.
— Молчи, похабник, — угрожающе произнесла Эйлин, показав ему кулак.
Нивал хохотнул и поднял с пола свой меч.
— Давно мы не тренировались. А? Устроим спарринг. Я без щита, тебе с двумя клинками — фора.
— Без нормальных доспехов? Ну, ты и псих! Согласна!
— Да я же пошутил! Пойдем-ка к Амадею, он что-нибудь придумает. А то я чувствую, если не занять тебя делом, ты всю ночь на мне срываться будешь. А так хоть польза, — он подмигнул ей, — глядишь, и побьешь меня на мечах.
Амадей тоже не спал, занимаясь на освещенной факелами тренировочной площадке. Раздевшись и убрав длинные волосы в хвост, он качал большой камень, как гирю. Жилы на шее и руках вздулись, а от тела и изо рта шел пар. Эйлин невольно залюбовалась его гордой осанкой и могучей фигурой — человеческой ее частью, ибо в лошадях не очень разбиралась. Он был похож телосложением на Касавира — такой же крепкий, ширококостный, мускулистый. Посмотрев на молчащего Ниваля, Эйлин чуть не хихикнула — уж очень красноречив был его взгляд, направленный на кентавра. Она легонько подтолкнула его и томно сказала вполголоса:
— Красавчик, да?
— Красиво, но… несколько вульгарно, ты не находишь? — В тон ей капризно ответил Ниваль.
Она поперхнулась и зареклась подкалывать его на эту тему.
Амадей с радостью согласился им помочь и отвел к броннику. В его хозяйстве нашлась пара подобранных где-то (или, может быть, с кого-то снятых — не спрашивать же) эльфийских кольчуг с подкольчужниками, отличного качества и в хорошем состоянии, которые он планировал перековать. Нивалю одна из них пришлась впору, а для Эйлин он обещал ее подогнать к утру. Для тренировочного боя ей были предложены кольчужная полукираса, какие носят лучницы кентавров, и наручи. Жена бронника, увидев, в каком состоянии одежда спасенных пленников, всплеснула руками и тут же пообещала для них «что-нибудь придумать».