Дни и ночи Невервинтера. Книга 2

Волошина М. Н.

В это время на поверхности у кентавров дела тоже шли неплохо. Вопреки ожиданиям, на подходах к Башне они не столкнулись с какой-либо магической защитой, кроме маскирующего тумана и оживших при их появлении каменных горгулий на мосту. Это было странно, учитывая, какой могущественный маг живет в Башне. Но времени раздумывать о причинах не было, надо было пользоваться благоприятной ситуацией. И тут уж вволю повеселились все — и команда летучих истребителей горгулий с Нишкой и Гробнаром у орудий, и армия кентавров с Эйлин и Нивалем. Сначала они вслепую засыпали котловину дождем стрел, а когда выжившие ринулись по висячим лестницам наверх, вступили в дело тяжеловооруженные воины. Любо-дорого было посмотреть, как кентавр врезается в толпу врагов, разбрасывая их мощными ударами копыт, утяжеленных железными шиповками, и начинает орудовать

двуручным копьем, пробивающим доспехи, или двумя мечами. Когда число нападавших и обороняющихся сровнялось, Эйлин увидела высокого хобгоблина в серебряном литом доспехе, по которому маленькими змейками ползали синие молнии. Глаза хобгоблина горели парализующим волю дьявольским огнем. Она тотчас же вспомнила его — это был тот самый Арденор Сокрушитель. Он дрался не Серебряным Мечом, как она ожидала, а секирой. Она спела песню воли, чтобы уберечь себя и товарищей от магии его парализующего взгляда, и ринулась на помощь Амадею, который первым принял удар. Ниваль, добив двоих тощих хобгоблинов, тоже бросился к ним. Бой с Арденором был нелегким, но друзьям повезло. При таком численном превосходстве, без поддержки своих воинов, без магии Грангора, Арденору нечего было и думать справиться с ними, как бы ни был крепок его волшебный доспех и как бы свирепо и отчаянно он ни дрался. Эйлин чуть не попала под удар секиры, но верный Амадей вовремя подставил двумя руками древко копья под кромку лезвия и, напрягая все силы, отвел удар, едва не опрокинув хобгоблина.

Большая часть армии, которую Арденор и его друг Грангор собирали несколько лет, была уничтожена за полчаса. Для трех друзей, бившихся с Арденором, ценой победы были серьезное ранение Амадея, пробитая на плече и окрашенная кровью кольчуга Ниваля, сломанный меч Эйлин, попавший по шлему, зачарованному на разрушение оружия, и выбитые от удара костяшки пальцев. К счастью, среди кентавров оказался лекарь, который помог снять боль и остановить кровь и быстро зафиксировал вправленные пальцы. Оставив Амадея на попечение кентавров, Эйлин и Ниваль побежали к мосту. Если где следовало искать Серебряный Меч, то только в Башне.

Магический туман под мостом быстро таял, и его розовые хлопья подхватывал и уносил налетавший ветерок. Бросив взгляд вниз, Эйлин пронзительно вскрикнула и вцепилась в каменные поручни. Она увидела, как из пещеры внизу вылетает Келгар, а с противоположной стороны выбегают несколько хобгоблинов, вернувшихся из заваленного взрывом коридора. Еще десяток выползает из соседнего выхода. Не останавливаясь, дворф ворвался в кучу врагов и устроил форменную мясорубку. Но где же Касавир? Еще через мгновение из пещеры появилась Сола, двое эльфов, и тоже принялись драться. А хобгоблины из взорванного подземелья все прибывали. Наконец появился тот, о ком она так упорно старалась не думать все это время, чтобы не опустить руки, не уйти в себя или не сорваться в истерике. В блестящем иссиня-сером доспехе с бордовыми узорами, устрашающе грозный и стремительный. Ее любимый проревел заклинание и бросился к товарищам. На бледном лбу с прилипшими черными волосами Эйлин разглядела свежую струйку крови. Как всегда, без шлема! Сердце ее зашлось сумасшедшей дробью, и она едва удержалась от того, чтобы окликнуть его. Она хотела побежать назад, но Ниваль схватил ее за руку.

— Нельзя терять времени! Они справятся! Лучники уже бегут на помощь!

Кидая отчаянные взгляды на сражающегося внизу Касавира, Эйлин на заплетающихся ногах побрела за тянувшим ее Нивалем.

«Ты прав, братишка. Ты, как всегда, офигенно прав. Твоим здравым смыслом можно пруды прудить!»

* * *

В Башне было пусто. Пусто, холодно и мрачно. В отделке залов и лестниц не было дерева. Здесь царствовали камень и кость. Они пробежали шесть или семь этажей по лестнице, заглядывая во все помещения, когда, отдышавшись и посмотрев наверх, увидели, что этажей больше нет. Башня постепенно сужалась и превращалась в темный каменный колодец с винтовой лестницей, занимавшей все его пространство. Вдруг они услышали невнятное ворчание и шаркающий звук чьих-то шагов. Эйлин вытащила короткий вакидзаси, но Ниваль, кому-то очаровательно улыбнувшись, опустил ее меч. Навстречу им из темноты вышла старуха не очень опрятного вида, в изысканной, хотя и побитой молью, бордовой шали поверх каких-то невообразимых лохмотьев. Она была очень худа, и казалось, уже

сама не помнит, сколько живет на свете. Сутулясь и чуть подволакивая ногу, старуха подошла к ним и весьма неприветливо на них уставилась. Лицо ее — сероватое, длинное, морщинистое, с глубоко запавшими в глазницы выцветшими глазами, тонкими бесцветными губами, бородавчатым носом и лошадиным прикусом, являло собой странную смесь человеческого и гоблинского. Можно было подумать, что в ней каким-то непостижимым образом сошлись две эти расы. Но, скорее всего, она была обычной человеческой женщиной, по каким-то причинам отвергнутой своим племенем и прожившей среди гоблинов так долго, что стала на них похожей.

Старуха внимательно посмотрела на Эйлин и вдруг ткнула ее заскорузлым пальцем в грудь, проскрипев:

— Ах ты, дрянь ты такая! Тулупчик-то зажилила, зажилила! Продала-пропила! Бедную старушку-то надула!

Эйлин растерянно посмотрела на Ниваля.

— Эй, эй, эй, бабуля! — Вступился он. — Не ерепенься. Тулуп твой дрянь, а я тебе вот что принес.

Он достал из поясной сумки на кольчуге фляжку шнапса, предусмотрительно наполненную перед боем.

— Попробуй, бабуль, ты такого в жизни не пила.

Старуха взяла у него фляжку, подозрительно принюхалась, отпила глоток, пошамкала губами и с удовлетворением изрекла:

— Болотный тролль тебе бабуля, змей ты этакий. Говори, чего надо, пока я добрая.

— Нам надо вещь найти. Может, видела меч такой хитрый, из осколков, серебряный. Красивый, с узорами.

Старуха недобро поглядела на Ниваля.

— Да ты, паскудник, никак, за дуру меня держишь. Где-то у Грангора, язви его душу, твой Серебряный Меч! А сам он дохлый валяется. Подох, скотина такая, сколько веревочке не виться… Дохлый лежит, как его собственный…

— Бабуля! — Одернул Ниваль увлекшуюся старушку.

— Ну, так идите на самый верх, там он!

— Спасибо, бабуль, бывай, — радостно ответил Ниваль и собирался было побежать по лестнице, но Эйлин задержала его.

— Знаете что, — смущенно проговорила она, — вы сейчас постарайтесь никуда не выходить. Отсидитесь. А потом как-нибудь по темноте… А то вас, не дай бог, за… в общем, примут не за ту…

— Нет, вы точно меня за дуру принимаете, — возмущенно перебила ее старуха. — Лаз у меня есть тайный! Вот сейчас барахло соберу да пойду подобру-поздорову, пока эти ваши оборотни сюда не явились по мою душу.

— Какие оборотни? — Удивилась Эйлин.

— Да эти же, с лошадиными задницами! Тьфу, срамота!

Эйлин хотела уходить, но старуха вцепилась ей в локоть, присмотрелась и улыбнулась, демонстрируя редкий забор желтых, выдающихся вперед зубов и обдавая ее смесью запахов лука, чеснока и перегара.

— А бабенка-то у тебя ничего. Отлежалась, щечки зарумянились. Не зря ты мне из-за нее всю душу вытряс, безобразник. — Она подмигнула ей. — Эх, будь я помоложе, только бы ты своего блондинчика и видела. Как мы с ним на кухне чаи гоняли! Теперь помру — будет, что вспомнить.

— Спасибо… вам, — пролепетал Эйлин, увлекаемая Нивалем на лестницу.

— Так значит, пока я лежала без памяти, ты с бабкой на кухне «чаи» гонял, да? — В шутку упрекнула она Ниваля, когда они поднимались по бесконечно длинной винтовой лестнице, от которой уже начинала кружиться голова.

— Зато ты теперь у меня жива и здорова. Ее наговоры тебя на ноги подняли.

— А откуда она здесь взялась?

— Арденор при жизни был человеком. Она — его мать. Естественно, Грангора она слегка недолюбливает за то, что возродил ее сына в теле хобгоблина.

— Сколь же ей тогда лет?!

— Да не меньше двухсот. Она говорила, что жива, пока жив ее сын.

— Значит, теперь она умрет?

Ниваль фыркнул.

— Она нас с тобой переживет. Я ее перепить не смог, представляешь!

— Дааа, крепкая старушенция.

Единственным помещением на самом верху башни были покои Грангора. Хозяин Башни Холода, могущественный маг Грангор лежал на животе, в луже собственной крови, посреди круглой, освещенной синими магическими свечами, комнаты без окон. Удивительно, но в помещении почти не было разрушений, каких следовало бы ожидать, если бы маг сопротивлялся своему убийце. Лишь опрокинутый книжный шкаф да пара разбитых витрин с растекшимися под ними лужами — видимо, от морозных зарядов. У самого Грангора была глубокая черная вдавленная рана в области затылка, явно нанесенная чем-то тяжелым вроде дубины или обуха топора.