Дни мародёров
Шрифт:
Она рассмеялась.
— До завтра, идет?
— Я точно не повредил тебе там что-то?
— Нет, Джеймс, — она подошла к нему, сидящему на постели, положила ладони на его плечи. — Ты просто...не говорил, что обладаешь таким большим талантом, Джеймс Поттер.
Джеймс моргнул, а потом на его лице проступило понимание и он расплылся в самодовольной улыбке.
Лили хотелось ещё добавить, что после того, как тебя несколько раз проткнули огромным раскаленным поленом, все внутри саднит, печет и требует времени, но зачем Джиму об этом знать? Поэтому она без лишних слов просто забралась на постель у Джеймса за спиной, обвила
Впрочем, это обещание он всё равно удачно нарушил этим же вечером.
Пока Лили сушила волосы и переодевалась, Джеймс спустился вниз и обнаружил, что кладовая совершенно пуста и завтракать им абсолютно нечем, разве что маринованными мандрагорами, перечной мятой и сушеными скарабеями, которых Дорея хранила в кухонном шкафу.
Натянув джинсы, вязаные носки и парочку теплых свитеров, они отправились в Ипсвич и позавтракали пышными горячими вафлями в кондитерской Ганса, которая сама напоминала скорее пирожное, чем дом. Внутри витал умопомрачительный дух горячего шоколада и клубники, из больших светлых окон во всю стену открывался вид на городскую площадь.
И пока Лили и Джеймс вовсю уписывали вафли, облитые шоколадным соусом, произошла небольшая неприятность.
В тот самый момент, когда оголодавший Джеймс набросился на третью порцию вафель, к их столику вдруг подошла Греттель, пухленькая миловидная сестра Ганса.
Та самая, в объятиях которой Джеймс искал утешения этим летом, когда всерьез поверил, что больше никогда не увидит Лили Эванс. Увидев её, Джеймс замер с набитыми щеками и выпучил глаза, но предпринимать что-то было поздно.
Не обращая никакого внимания на Лили, сестра Ганса обняла его за шею, нежно поцеловала в щеку, а потом подсела к ним за столик и изводила Джеймса вопросами добрых семь минут. Джеймс отвечал односложно, каменел, гневно сопел и каждую секунду бросал упреждающий взгляд на Лили, всеми силами пытаясь дать ей понять, что всё это ничего не значит.
А Лили, надо отдать ей должное, проявила просто чудеса терпения. Конечно, в тот момент, когда Греттель ни с того ни с сего, безо всякого предупреждения вдруг прилипла к Джеймсу, Эванс чуть не подавилась вафлей и пару секунд просто удивленно смотрела на девицу, высоко подняв брови. Но потом, когда она увидела, как мается и тяжко страдает сам Джеймс, откинулась на спинку стула, расслабилась и начала, что называется, получать удовольствие. Короче говоря, безмолвно ржала над Джеймсом, утонув в вороте свитера. Она так и молчала все эти каторжные семи минут и ничего не сказала, даже когда красный и сердитый Джеймс решительно отстранил от себя любвеобильную кондитершу и громко заявил:
— Познакомься, Гретта, это — Лили Эванс, моя девушка и мать моих семерых детей!
После этого Греттель окинула Лили надменным взглядом побежденной, ещё разок погладила Джеймса по волосам, сказала «Надеюсь, ещё увидимся, Джимми!» и наконец ушла, покачивая бедрами.
А Лили как ни в чем ни бывало вынырнула на поверхность и с удивительным спокойствием возобновила трапезу. И в то время как Джеймсу больше всего на свете хотелось удрать из чертовой кондитерской, Эванс медленно поедала эти несчастные вафли, вдумчиво, неторопливо жевала и очень внимательно, в упор смотрела на стойку, за которой работала Греттель. Всякий раз когда Джеймс пытался заговорить, Лили
Едва дождавшись, пока она проглотит последний кусок, Джеймс бросил на столик пару монет, схватил Эванс за руку и быстро вытащил на улицу.
— Да, я с ней трахался. Сто лет назад, — выпалил он, гневно махнув ушастой шапкой в сторону резной двери. — Я этим летом напился в задницу и завалился к Гансу. Мне было так паршиво, а там была она, ну и мы как-то...и... да я даже не помню, как это случилось! Это не я с ней спал, а она со мной! Так что ты не имеешь права на меня... да что смешного я говорю, Эванс, черт возьми?! — возмутился он, увидев, что Лили с трудом сдерживает смех.
— Ничего, — она отобрала у него шапку, нахлобучила ему на голову и стянула вместе её висячие «уши». — У тебя такой вид, будто ты у меня мешок конфет уволок. Я знаю, что ты не был пай-мальчиком, Джеймс Поттер. Может потому ты мне всегда и нравился, — она стряхнула с его носа тающие снежинки. У Джеймса от этих слов внутри что-то радостно ёкнуло.
— Значит всё хорошо?
— Всё отлично, — она склонила голову набок и внимательно посмотрела Джеймсу в глаза, все ещё сжимая вместе его “уши”. — Но если эта грудастая мандрагора ещё раз попробует тебя облапать, скажи ей, что я превращу её в жабу. И это не фигура речи. Я совершенно серьезно. В жабу.
Джеймс хохотнул и уже потянулся было поцеловать Лили, чтобы поставить в этой неприятности точку, но в последний момент Эванс вдруг ахнула и оглянулась куда-то, так что Джеймс со своим поцелуем угодил ей в ухо.
— Смотри, сани! — воскликнула она, указывая куда-то у него за спиной. Джеймс оглянулся и увидел компанию бегущих по главной дороге ребят из деревни, волочащих за собой несколько больших деревянных саней. — Они катаются с холма? О, Мерлин, они правда катаются! — Лили прямо подпрыгнула на месте. — Боже, Джеймс, пойдем туда, я сто лет не каталась! Пожалуйста, пойдем туда!
Джеймс согласился.
Лили схватила за руку и они во весь дух побежали за местными ребятами, оскальзываясь на заснеженной дороге. О Греттель она, похоже, совершенно забыла, или по крайней мере сделала вид, что забыла.
Почти весь остаток дня они провели, катаясь на санях с пышных снежных холмов Годриковой Лощины. На самом высоком из них, среди сосен и пушистых ёлочек притаился маленький деревянный дом лесничего, где бородатый улыбчивый маг чарами размножал сани и сдавал напрокат за несколько сиклей в час. А после двух часов катания он ещё и раздавал всем желающим бесплатный горячий шоколад.
Джеймс, который в последний раз катался на санях год назад, с Бродягой, Хвостом и Лунатиком, бросился в дело с азартом бесстрашно квиддичиста и выбрал самый крутой и высокий холм. В первую поездку Лили отчаянно визжала, смеялась и хваталась за Джеймса, пока их сани неслись вниз в урагане снежной пыли. Он сам сидел позади, сжимал Лили руками и ногами и пытался управлять санями, но это было невероятно сложно из-за толстой зимней одежды, крутых поворотов и плещущихся по ветру волосы Лили. Снова и снова они врезались в сугроб, опрокидывались, барахтались в снегу, поднимали друг друга и отряхивали, снова и снова хватались за руки и взбирались с санями наверх. Джеймса то и дело окликали, подходили здороваться раскрасневшиеся, веселые участники катания.