Дни мародёров
Шрифт:
— Это другое! — неугомонная ёлка попыталась потрогать Джеймса и он отодвинулся.
— А в чем разница?
Он терпеливо вздохнул.
— Понимаешь, это... — он взлохматил волосы под шапкой и сдвинул её набок. — Это как в квиддиче! Да, именно так! Мужчины — это игроки, а женщины...
— Метлы? — с каменным лицом спросила Лили, скрестив на груди руки.
— Да, — честно признался он и глаза Эванс стали размером с галлеоны. — То есть нет! О, Мерлин, только не надо так буквально, Лили! Мужчина обязан иметь опыт! Глупо садиться на метлу своей мечты, совершенно не умея при этом летать, можно всё испортить! Сначала
— Пока не выйдет метла покруче? — ледяным тоном ввернула Лили.
Джеймс оскорбленно выпрямился.
— Если ты действительно любишь квиддич, ты никогда не променяешь свою метлу ни на какую другую, пусть их выйдет хоть сотня.
— Ладно, оставим эту метафору, — устало попросила Лили.
— Я просто хотел сказать, что у хорошего игрока может быть много метел, но у хорошей метлы...
— Джеймс.
Он послушно умолк.
Лили смотрела на него пару секунд, дергая себя за рукав и по её лицу невозможно было понять, о чем она думает. А потом она сказала:
— Джеймс, у меня правда ничего не было с Эдгаром Боунсом.
— Я знаю.
Тут Лили вдруг шагнула вперед и прижалась к нему.
— И может быть я и «Нимбус», но мне не хочется знать о том, сколько «Комет» у тебя было до меня. Совсем не хочется.
Джеймс деланно нахмурился и поднял её лицо за подбородок.
— Боже, Эванс, ты только что сравнила себя с метлой?
Лили засмеялась.
— Эй! Ну-ка идите отсюда! — закричал продавец ёлок, когда заглянул за пышные ветви через пару минут и увидел парочку, слившуюся в горячем поцелуе. — Найдите себе другое место!
— Кстати о полетах, — сказал Джеймс, когда они, давясь смехом, убежали от грозного ёлочника. — Не хотите прокатиться, мисс Эванс? — и он кивнул на небольшой загон, в котором степенно прохаживались гиппогрифы в цветных попонах.
Рука Лили испуганно сдавила его ладонь, зеленые глаза обратились на него с таким ужасом, словно он предложил ей искупаться в проруби.
— Да ладно, тебе понравится! — уверено заявил он.
— Три года назад ты вернулся с загипсованной рукой и всему курсу хвастался как свалился с гиппогрифа! — Лили схватила его за куртку, удерживая, хотя Джеймс был уже весь там. — Джеймс!
Он оглянулся на неё, светясь азартом, но увидел её белое лицо, вспомнил, как сильно она боится высоты и подавил горький вздох.
— Ну ладно. Придумаем что-нибудь другое. Пошли.
Лили тяжело сглотнула, поймав взгляд, которым он проводил какого-то мальчишку, который уже примеривался к одному из гиппогрифов.
Мерлинова борода. Она об этом пожалеет.
— Хорошо, — выдавила она, удержав его. — Давай прокатимся.
Гиппогриф, которого выбрал Джеймс был очень красивым, светло— серым, с белым оперением на крыльях и хвосте. Когда Лили приблизилась к нему, он быстро повернул голову набок и на девушку настороженно взглянул янтарный, суровый глаз. От гиппогрифа пахло лошадью, перьями и немного навозом — запах был как в голубятне, в которую они с Северусом лазили в детстве, подкармливая его больную сову.
Попону сняли и под ней обнаружилось нечто наподобие седла со стременами и уздой, один вид которой вызвал у Лили трепет. Когда же Джеймс усадил
— Джеймс, он сейчас взлетит, -тоненько произнесла она, когда гиппогриф нетерпеливо забил копытом и переступил с места на место.
Джеймс рассмеялся и легко вскочил в седло позади неё.
— Один круг — один галлеон, — серьезно напомнила Джеймсу конопатая девчонка — та самая «девушка» Ганса.
Джеймс бросил ей маленький мешочек.
— За нами не занимать, — он подмигнул девчушке и она покраснела.
— За перья лучше не дергать, — шмыгнула носом она, когда увидела, как Лили положила руки на шею монстра. — Он этого не любит. Может откусить палец.
Лили заледенела и вцепилась в крайне ненадежную, на её взгляд, ручку на седле.
— Ну что, поехали! — Джеймс прижал её к себе покрепче. Момент был неподходящий, но Лили все равно почувствовала, что он слегка возбужден. Поразительно, как его могут заводить такие вещи — у неё самой от ужаса зуб на зуб не попадал.
Люди, прогуливающиеся по ярмарке остановились, когда гиппогриф расправил гигантские крылья. Все любили это зрелище и Лили сегодня сама пару раз останавливалась, посмотреть, как крылатый зверь разгоняется и взлетает, унося в морозное небо восторженные крики наездников. Но сейчас она была одним из них. И это было совсем не круто.
— Боже-Боже-Боже... — тоненько забормотала она, когда гиппогриф снялся с места и побежал. Её подбрасывало в седле, тревожа и без того не утихшую боль в низу живота, от страха она вся обратилась в камень, вверив свою жизнь хлипкой ручке на кожаном седле. Она сама не слышала, что бормочет всё громче и громче, как вдруг Джеймс рывком прижал её к себе и в тот же миг гиппогриф присел, оттолкнулся от земли, хлопнув крыльями и взмыл вверх, да так резко, что Лили чуть не стошнило. Возникло такое чувство, будто некоторые очень важные органы так и остались на земле. Словно со стороны она услышала свой отчаянный визг и хриплый вопль Джеймса у себя над ухом.
«Господи, Господи, Господи!» — безотчетно молилась она, онемевшими ногами сжимая бока гиппогрифа, пока её тело рывками подбрасывало всё выше и выше. «Боже, не дай нам упасть, не дай упасть!»
И тут внезапно рывки прекратились, её выпрямило, развернуло и ветер перестал срывать её с седла. Она уже подумала, что они, должно быть, приземлились, как вдруг услышала у себя над ухом далекий, уносящийся вместе с ветром крик:
— Открой глаза!
И она открыла.
Хотя бы раз в жизни, но каждый человек испытывает это чувство.
Когда счастье вдруг выходит из берегов.
Внизу раскинулась Годрикова лощина — ладонь, полная снега, такого гладкого и ослепительно— белого, что по нему хотелось хлопнуть пятерней. Казалось, что мир протягивает её сливочному зимнему небу, чтобы оно уткнулось в неё лицом.
— Джеймс... — восторженно крикнула Лили, слегка задыхаясь от захвативших её чувств. Мимо них проносились птицы. — Джеймс!
— Я знаю! — радостно крикнул он в ответ.
— Потрясающе! — выдохнула она, глядя вниз, на скользящую по снегу серую ленту речки, на ёжик елей и безупречно— гладкий рисунок белоснежных холмов. — Джеймс, это просто невероятно! — и она засмеялась, выталкивая из себя остатки страха. — Я лечу! ЛЕЧУ-У!