До новой встречи

Кукушкин Василий Николаевич

В понедельник выдался морозный солнечный день. С вечера политая горка блестела как зеркало — не хочешь, а не пройдешь мимо, потянет прокатиться. Не устоял и Вадим. Ольга Николаевна не узнает, рука почти совсем зажила. Вадим, установив санки, приподнял ногу, чтобы посильнее оттолкнуться, как позади услышал крик:

— Обожди, Вадим, есть новость!

На горушку подымался Митрохин, запыхавшийся, потный. Вид у него был такой, будто он сдал экзамен на пятерку. Митрохин вытащил из-за пазухи книжечку, бережно погладил цветную обложку.

— Здесь про тебя написано…

Вадим привстал, санки

помчались вниз с горушки без седока. Рассыпалась очередь. Ребята тесно окружили Вадима и Митрохина.

— Читай вслух!

— Правильно.

— Всем интересно. Читай!

— «…С «гранаты» — так бойцы прозвали высоту «564» за ее вытянутую форму и узкий спуск, густо заросший молодым ельником, — читал Митрохин, — хорошо просматривалось поле между наблюдательным пунктом танкистов, разместившимся в подвале водонапорной башни, и развалинами заводского корпуса. Дальше в глубь обороны шла крытая, искусно замаскированная траншея.

Разведчики противника выследили, что в наблюдательный пункт прошли офицер и связной. Это был командир танкового полка Камчатов и воспитанник полка Вадим. Как только они выбрались из укрытия, снаряд со свистом пролетел над башней и разорвался на середине поля, вздыбив мохнатый столб грязи. Слева послышался еще разрыв, третий снаряд ударился в громоотвод, разорвался в воздухе.

— Накрыли, Вадим, ложись! — приказал Камчатов и сам бросился на землю.

В воздухе появились наши штурмовики. На бреющем полете, едва не касаясь брустверов, «илы» пронеслись над вражескими окопами. У залива самолеты развернулись. Огневой налет прекратился, но одно орудие еще продолжало стрелять. Прижимая разгоряченные лица к земле, Вадим и Камчатов ползли. Вскоре Вадим почувствовал, что ползет один. Камчатов лежал неподвижно и не откликался. Вадим пополз назад. Полковник был ранен, из рукава его шинели бежала струйка крови. Вадим втащил Камчатова в еще осыпающуюся воронку, лезвием безопасной бритвы разрезал шинель, гимнастерку, надорвал индивидуальный пакет, перевязал рану. Оказал помощь. Вадим задумался, как вытащить командира из опасной зоны. Из рассказов бывалых воинов он знал, что вторичное попадание невозможно в одну и ту же точку. Но воронка — все же плохое укрытие от осколков снарядов. Отлеживаться до темноты нельзя и по другой причине — Камчатов не приходил в сознание. Попадет земля в рану, может случиться столбняк, нужно торопиться сделать прививку.

Скинув с плеч плащ-палатку, Вадим с трудом перевалил Камчатова на брезент, смастерил лямку и надел ее через голову. Он полз, прислушиваясь к свисту снарядов и вою мин, и укрывался вместе со своей тяжелой ношей в ближайшей воронке. Все поле было не больше четырехсот метров, а одолел его Вадим только через час…»

На последней странице книжечки была напечатана выписка из приказа по Ленинградскому фронту. За спасение своего командира младший сержант Хабаров награжден орденом Красной Звезды.

С того дня книжечка про подвиг Вадима, обернутая в целлофановую обложку, не залеживалась в тумбочке Митрохина. Все училище читало ее.

11

В круглой печке догорали дрова. Угасающее плана бронзовым загаром золотило лица девушек. Оленька, вышивая надкроватный коврик, негромко пела старинную песню про Ермака. Ей оставалось вышить только глаза дворняжке,

подстриженной под льва, как в коридоре послышались шумные мужские шага. Девушки отложили рукоделие. Кто это может быть? У Николая Федоровича шаг легкий. Добрынин? В комнату вошел Савушкин. Он бросил неодобрительный взгляд на вышивку и усмехнулся: — В мещанство впадаете. Скоро канареек заведете.

— Давно собираемся купить канарейку, не скажете ли адрес магазина? — съязвила Оленька. С первого дня знакомства она питала к комсомольскому секретарю открытую неприязнь. — Заодно не скажете ли, где получите консультацию о птичьем рационе?

Савушкин, не отвечая, вытащил из портфеля папку с наклейкой: «Разные дела».

— Которая из вас Татьяна Загорушина?

— Заблудились, — глаза Оленьки озорно блеснули. — Нечасто у нас бываете. Таня живет у тети.

— А ваша фамилия?

— Жукова.

— Правильно. Вспомнил. Товарищ Жукова, вам есть поручение от комитета. Паренек один захворал. — Быстро перелистав бумажки, Савушкин отыскал инструкцию, оттиснутую на ротаторе, и подколотый к ней конверт. — Нужно навестить товарища, комсомольский долг обязывает.

Положив бумаги на стол, Савушкин поспешно направился к выходу. У порога остановился, строго напомнил:

— Срок — сутки. Акт написать разборчиво, в двух экземплярах. Фамилию обязательно печатными буквами.

Оленька спрятала под подушку коврик, взяла бумаги, оставленные Савушкиным. Из-под инструкции выпало письмо на четвертушке листа ученической тетради:

«Здравствуйте, товарищ комсомольский секретарь!

Простите, не знаю вашего имени и фамилии. Беспокоит вас Анисья Ивановна Петухова по неотложному делу. Я проживаю в одной квартире с учеником Сергуновым. Может знаете, на модельщика учится. Так вот Михаил захворал. Врачи нашли воспаление легких…» Письмо пришло во вторник, Савушкин до субботы держал его в столе и поставил на заседании комитета о разном»! Поручение дано Загорушиной, но нельзя, чтобы письмо превратилось в эстафету.

…Оленька задержалась у больного. После отбоя Ольга Николаевна послала Антона и Якова встречать ее. Погода круто изменилась, снег хлопьями стелился по земле. Ребята перебрасывались снежками, когда увидели Оленьку у входа в парк; она шла, прижимая платок к глазам. Антон решил — наверно обидели ребята из соседней школы ФЗО.

— Бежим, Яков, покажем, как задевать наших. Ух!

Но бежать никуда не пришлось, Оленька все рассказала ребятам. Сергунов лежит в больнице имени Мечникова, и навещает его только соседка по квартире. Выпросив у сестры халат, Оленька, несмотря на позднее время, пробралась в палату.

— Обрадовался парнишка. Совестно мне стало — пришла с пустыми руками, разве так ходят в больницу, — Оленька отвернулась, чтобы скрыть слезы. — Не могла же я сказать, что Савушкин четыре дня держал письмо у себя.

— И напрасно. Я бы такое сказал, что комсомольский «сухарь» сто раз подряд икнул, — неожиданно рассвирепел Яков.

Савушкин жил в комнате под портновской мастерской. Приходу Жуковой он не был рад и не скрывал этого. Только настроил радиоприемник на легкую музыку, а теперь пришлось приглушить звук и выслушивать, какая у Сергунова температура, и как он, одинокий, всеми забытый, лежит в больнице.