До новой встречи
Шрифт:
Неудачи озлобили Антона. Теперь он уже не боялся ни мастера, ни ответственности и не прятал загубленные детали. Когда он взял седьмую заготовку, то почувствовал, что кто-то стоит за его спиной.
Лицо у Евгения Владимировича было усталое, но не сердитое, только у рта появилась глубокая складка. В темных стеклах очков Антон увидел себя — растрепанного, грязного, обозленного.
— Хочешь быть токарем-универсалом, а поступаешь как мальчишка, — сказал Евгений Владимирович, и совсем тихо добавил: — Чтобы нарезать однозаходную резьбу,
Утром Антон держал ответ за свой поступок. Приведя группу в мастерскую, Евгений Владимирович не распустил ее по рабочим местам, а подвел к станку Антона. На тумбочке лежало шесть загубленных валиков.
— Три аппарата завод недодал военно-морскому флоту, — спокойно начал Евгений Владимирович. — И виноват в этом ваш товарищ Антон Мураш. За самовольство ставлю на вид. Стоимость испорченных заготовок — сорок четыре рубля шестьдесят три копейки — бухгалтерия удержит с первого его заработка.
Антон не понимал — Николай Федорович говорил, что обучить ученика стоит семнадцать тысяч рублей, а Евгений Владимирович трясется над копейками. Антон с готовностью расписался в акте. Темные стекла очков скрыли загадочный огонек в глазах Евгения Владимировича. Акт забыт не будет, и, конечно, Антон горько пожалеет о своем поступке.
13
Сквозь дремоту Антон слышал, как Анатолий вернулся из театра, присел на кровать брата, шепотом рассказывал, что какой-то подросток ночует в парке… Так он и уснул под этот шепот, и вдруг сразу проснулся, точно от толчка.
У окна, освещенного лунным светом, стоял младший Ростов — босой, в нижнем белье.
— Замерзнет парнишка, пятнадцать градусов на улице!
Закутавшись в одеяло, Антон подошел к окну. В эту лунную ночь старинный парк был особенно красив. На дорожках сталкивались причудливые тени можжевельника, ивняка, акаций. Яркие блестки светились на заснеженных деревьях. Ледяная горка казалась замерзшей стеклянной лавой, падающей в темную пропасть.
Антон вгляделся. Действительно, на скамейке лежало что-то темное.
— Кто тебе, браток, телеграфировал, что это парнишка? — спросил Антон, плотней кутаясь в одеяло. — Может, сторож тулуп забыл?
— Мальчишка, — горячо уверял Анатолий, — пробовал его разбудить — злой, обещал дать в зубы.
— А твоя какая забота? Не понимает, что ему желают добра, пусть мерзнет, — сказал Антон, проворно забираясь в постель.
Однако он не мог заснуть. Вспомнил про свои блуждания, вспомнил ночевки в подвалах, в парадных у батарей парового отопления, вспомнил, как ночью дворники выгоняли на мороз. Он закрывал глаза, а видел скамейку в парке. Может быть, у паренька разбомбили дом? Видать, он не из безнадзорных, не знает, что в мороз нужно ходить и ходить, а не валяться по скамейкам, иначе конец. Антон приподнял голову.
— Анатолий!
— Я.
— Не спишь?
— Раз отвечаю, выходит, что не сплю.
—
Чтобы незаметно уйти из общежития, Антом и Анатолий вынесли одежду на черную лестницу и там оделись. Назад вернулись через четверть часа. Анатолий пожаловался дежурному на горло и услал его вниз за стрептоцидом. Выйди ремесленники часом позже, замерз бы парнишка. Антон втащил подростка в спальню, положил прямо на пол к батарее парового отопления. Паренек так окоченел, что не ощущал тепла, не хотел скидывать меховые рукавицы. Он рассердился, полез было драться, когда Антон силой стащил с него полушубок.
Проснулись и остальные ребята. Сонные, не понимая еще в чем дело, они теснились к Антону. Незнакомый паренек немного отогрелся, исчезла с лица угрюмость. Про свое житье он рассказывал не по летам солидно, явно кому-то подражая. Звали подростка Иван Лосев. Родился он под Новгородом. История его несчастий была обычной в те годы на земле, оккупированной немцами. Ночью гитлеровцы подожгли родную деревню Лосева, часть жителей погибла в огне, другая — от пуль. Ивана нашли в придорожной канаве партизаны и взяли к себе в отряд. Полгода он прослужил разведчиком. Приехал в Ленинград учиться, хочет быть токарем, а в училище до осени не берут. Родных в городе нет, ну и начал скитаться.
Лосев обогрелся, но ребятам жаль было выгонять его на мороз. Сказать «уходи» — жалко, оставить — потом могут быть неприятности. Вот положение! Кого спросить? Андрей Матвеевич как назло ночевал в эту ночь дома, а директор уехал в Москву, Максима же Ильича ребята побаивались — вдруг у него плохое настроение. Они-то останутся в тепле, а мальчишке придется провести ночь на улице.
Жалел паренька и Вадим, но он был более недоверчив:
— Общежитие — не проходной двор, — шепотом сказал он Антону. — Оставить незнакомого человека на ночь — дело серьезное.
Антон молча выслушал Вадима, что с ним случалось редко. Он не любил, когда сверстники делали ему замечания. Кивнув головой, он прямо приступил к делу:
— Покажи-ка, парень, документы. Желаем знать, правду ты говоришь или заливаешь. Может ты и верно из партизан, а может «форточник», может и хуже последнего ворюги.
По недовольному взгляду Вадима он догадался, что хватил через край, и сразу поправился:
— Парень ты дошлый, может, просто из дому сбежал, родители ночей не спят.
Лосев достал из валенка небольшой сверток в цветастом платке, развязал узел, выбрал какую-то бумажку и подал ее Антону:
— Читай вслух, пусть все знают, какой я есть.
Придвинувшись к свету, Антон читал:
«Справка. Выдана Лосеву Ивану, пятнадцати лет, бывшему разведчику партизанского отряда. При выполнении заданий командования Иван показал себя настоящим патриотом. Награжден двумя медалями «За боевые заслуги». По решению командования отряда переправлен через линию фронта, чтобы не избаловался без ученья».