Добро Пожаловать На Темную Сторону
Шрифт:
Я наклонился к ней, ближе, чем нужно, но мне нужно было, чтобы угроза была реальной для нее, и я не хотел использовать свои руки.
— Слушай сюда, училка. Я встретил тебя, ты была подавленной грустной маленькой женщиной, живущей жизнью, которую ненавидела, и единственное, чего ты хотела, единственное, что могло вывести тебя из этого состояния, был мой мальчик. Как ты думаешь, почему я разрешил тебе трахать своего студента, стоять рядом с моим сыном? Потому что я бунтарь, и мне было похуй. Как насчет «нет»? Как насчет того, что я знал, каково это — хотеть кого-то младше, хотеть кого-то настолько
Кресс подмигнула мне.
Кинг тоже, его лицо было вялым и выглядело моложе, чем я видел его за долгое время.
Мут выглядел довольным, его руки были скрещены на груди, а на губах застыло подобие ехидной улыбки.
Да, ублюдок сделал это специально.
— Иногда, Кресс, ты даже моложе моего сына, — сказал я ей, разочарованно нахмурившись.
Она слегка вздохнула и прислонилась спиной к Кингу, который обхватил ее за бедра и притянул к себе на колени.
— Письма, — сказал Кинг. — Помнишь, как ты их писал, даже когда вернулась домой, ты все равно писал их каждую неделю. ХР. думала, что ты работаешь или что-то в этом роде, но я знал, что это было что-то другое. Ты всегда злился после написания, расстраивался.
— Всегда был умным ребенком, — сказал я ему, наклоняясь вперед, чтобы слегка ударить его по подбородку.
— Ты влюблен в Луизу Лафайетт, — сказала Кресс мягко и с удивлением. — Зевс Гарро влюблен, и он влюблен в мою любимую бывшую студентку Луизу Лафайетт, которая разбивает сердца и прекрасна.
— Второй любимой, — поправил Кинг.
— Она предпочитает Лулу, — сказал я им. — И я приглашаю ее на воскресный обед, так что вам двоим лучше быть чертовски хорошими, потому что мне еще нужно подумать о Харли Роуз.
Мы втроем посмотрели туда, где моя дочь прислонилась к стене у выхода из спортзала и курила сигарету, хотя должна была радоваться. Учительница поспешила туда и сказала ей потушить сигарету. Она так и сделала, в кофе парня.
— Ты в жопе, — сказал Кинг.
— Разве я не знаю, — согласился я.
Глава двадцать шестая
Луиза
Игра была окончена, как и мои отношения с Риисом, к сожалению или к счастью. Он взглянул на меня после игры, на мой распухший рот и раскаявшиеся глаза и понял.
— Хотел бы я сказать, что ты пожалеешь о том, что бросила меня, но у меня такое чувство, что не пожалеешь, — сказал он, а затем, поскольку он был одним из лучших парней, которых я когда-либо знала, он обнял
— Это ты научил меня быть дикой.
Я рассмеялась, потому что почему-то мне хотелось плакать. Это было похоже на конец чего-то, как будто я избавлялась от последнего остатка Луизы. По крайней мере, последнюю часть ее жизни, которая мне действительно нравилась.
Красивое лицо Рииса исказилось, когда он потянул за мой хвостик, завязанный лентой.
— Это всегда было там, детка. Просто нужно было немного подтолкнуть.
— Мне так жаль, — прошептала я, преодолевая комок в горле.
Он кивнул.
— Не больше, чем мне. Слушай, если тебе что-нибудь понадобится, я здесь, и я даже не попрошу поцелуй в качестве платы, хорошо?
Боже, он был великолепен.
Я на мгновение задумалась, был ли у него хоть один шанс со мной, даже если бы Зевс не втянул меня в свою жизнь и не посадил там навсегда. Я посмотрела на толпу людей, выходящих из зала, и тут же уловила сзади темные волосы Зевса, на голову и плечи выше окружающих его людей. В толпе был перерыв, и я увидела злобный череп и огненные крылья на его кожаной куртке и поняла без малейших сомнений, что я никогда не была предназначена для чего-то или кого-то другого.
Риис прочитал решимость на моем лице, сжал мою руку и горестно покачал головой, прежде чем уйти, чтобы присоединиться к своим празднующим товарищам по команде.
Я чувствовала себя как дерьмо, но и странное облегчение. Это был один пункт, вычеркнутый из списка препятствий, грозящих уничтожить меня и моего мужчину.
Говоря о препятствиях, мои родители нашли время, чтобы найти меня после игры и проводить до машины. Филлипа обняла меня за талию, наклонив голову, она хихикала над сплетнями, которые узнала в тот день. Дело было не в том, что она хотела поделиться этим со мной, а в том, что так она выглядела моложе, наши светлые головы были вместе, как у сестер, а не как у матери и дочери. Люди оглядывались, когда мы проходили мимо, и хвалили мою мать за то, что она именно такая, мать, и притом хорошая.
От иронии у меня болели зубы.
Бенджамин держал Би под руку, но они оба выглядели неловко, особенно когда местный репортер остановился, чтобы сфотографировать их и задать несколько вопросов. Папа не знал, как втянуть Би в разговор, потому что совсем ее не знал, а Би не знала, что делать, потому что у нее редко была возможность блеснуть в одиночестве.
Это наводило тоску, но я все еще испытывала оргазм, когда мы остановились на обочине парковки и стояли, разговаривая со случайными друзьями семьи, как будто школа была нашим домом, и мы благодарили людей за то, что они пришли к нам в гости.
В некотором смысле, так оно и было.
ЭБА была средней школой моих родителей, бабушек и дедушек, прабабушек и прадедушек. Это было место молодости во Въезде, и теперь мы с Би ходили туда, а с нами, как с жизнеспособной связью, моя семья могла править там же.
Не то чтобы я не понимала привлекательности этой власти, того, что мужчины подходили к моему отцу в поисках поддержки и политических одолжений, что моя мать поднимала и опускала женщин в своем обществе одним движением век или взмахом руки.