Дочь посла
Шрифт:
Каменная лестница не имела перил. С большой осторожностью, примеряясь к каждой ступеньке, я начала спускаться по ней, пуще всего боясь оступиться.
К своему великому ужасу, я заметила на глади озера двух желтоватых змей. Они спокойно, не обращая внимания на бултыхающегося в воде Мусу, переплывали озеро.
Я взвизгнула.
Муса между тем, ничего не подозревая, продолжал барахтаться, то ныряя, то ложась на спину, то поднимая вокруг себя целый фонтан воды.
На мой крик прибежал дядя Серафим.
— Что тут у вас
— Змеи! — запинаясь, произнесла я.
— Где? — торопливо спросил он.
— Вон там, возле берега. Видите, как плывут?
— Вижу, — сказал дядя Серафим, внимательно следя за змеями, прошмыгнувшими в кусты. — Ядовитые змеи, — прошептал он. — Местные жители хотя и говорят, что в воде, мол, змеи не бросаются на людей, но это как сказать, остерегаться же следует.
Я успокоилась, лишь когда Муса выбрался на берег. Конечно, сама не решилась даже окунуться, я теперь ни за что не влезу в это озеро!
Дома мы никому не сказали о своем первом приключении. Инженер дядя Серафим тоже оказался не из болтливых, он сидел молча, украдкой поглядывая на меня. У нас с Мусой был заговорщический вид, ведь появилась новая общая тайна.
Загадочная буровая
Завтракали все вместе, за одним большим столом; кроме нас и инженера дяди Серафима за столом еще сидел Мамед-агай из Баку, с ним нас познакомил папа.
Дядя Мамед оказался очень ласковым человеком, мы тут же подружились.
— Как только позавтракаем, сразу на буровую! Идет? — спросил он нас.
Мы, конечно, обрадовались.
Я забыла сказать, что у нас добавился еще один друг, повар дядя Тандон.
Взрослые опять начали говорить о деле. От скуки я глазела по сторонам, и мой взгляд остановился на дяде Тандоне, он мне очень нравился.
У него круглое лицо, а щеки такие выпуклые, словно он все время во рту держит по два яблока; глаза огромные, самые большие, какие только я видела в жизни. А сам он все время улыбается. Удивительно симпатичный дядя!
Сначала он подал нам овсяную кашу, которую по желанию можно заправить маслом или посыпать сахарным песком. Я положила и то и другое. Потом он принес жареную рыбу с острым соусом, кофе с хлебом и маслом…
Я с интересом следила за тем, как ест дядя Тандон. Конечно, он обходился без ложки. А зачем она ему, если дядя Тандон левой рукой ловко свертывает из кусочка лепешки что-то вроде воронки, а правой успевает положить в нее, в эту самую воронку, всякую всячину и после этого моментально проглатывает воронку вместе с ее содержимым. Я понимаю, что нехорошо наблюдать за тем, как другой человек ест. Поэтому я стараюсь на него не смотреть. Но разве выдержишь?
После завтрака я заговорила с папой.
— Неужели, кроме нас, тут нет других ребят? — спросила я.
— Наш Серафим — холостой, — ответил он, — а Мамед оставил семью в Баку. Ты уже начала скучать по
Без друзей, конечно, тоскливо, это все знают, но я не умею долго хандрить, это не в моей натуре.
…Вместе со взрослыми мы бодро зашагали на буровую. Мама не пошла, после дороги она чувствовала себя неважно.
Мы с Мусой, уцепившись за руки отца, шли впереди всех, старались шагать в ногу.
За оградой дворца сразу начиналась просека, а по ней тропинка. Даже травы и те какие-то незнакомые. Ничего общего с нашими, уральскими.
Я очень обрадовалась, когда увидела самую обыкновенную галку.
— Смотрите — галка! — объявила я во всеуслышание, словно открывая новый мир.
В это время в нашей родной Башкирии поляны и лужайки в цветах. В лесу полным-полно всяких ягод: земляники, малины, смородины — одним словом, чего хочешь.
Тут лес голый, а вокруг ни одной ягоды!
Как только выбрались на опушку редкой рощицы, открылся вид на новую буровую. Вышка еще только строилась. Меня удивило, что вокруг нее суетилось такое множество людей, человек пятьсот! Все они таскали в больших корзинах землю. Зачем? Кому нужен этот напрасный труд? Ведь у нас, в Ишимбае или Серафимовке, ничего подобного я никогда не видела, никому не приходило в голову ворошить землю.
— Пап, а пап, — сказала я. — Почему они таскают землю?
— Скоро нагрянут муссоны, — объяснил он. — До начала ливней мы стараемся возвести вал вокруг буровой, чтобы не затопило…
— Неужели так страшен муссон? — спросила я, перебив отца.
Муса, молчавший всю дорогу, с укором взглянул на меня.
— Это, допустим, ты обязана еще помнить из учебника географии, — заметил он. — Должен заметить тебе, Шаура, что неприлично перебивать папу, когда он что-нибудь нам рассказывает.
У меня чуть не вырвалось, что папа не его, а мой. Однако я вовремя прикусила язык. Могли быть крупные неприятности.
— Муссон несет с океана ливни, — заговорил папа, потрепав меня но щеке. — А что за ливни, сама увидишь. Все вокруг остается под водой. Даже река выходит из берегов… Предвидя это, индийские инженеры предложили построить гору вокруг буровой, но наш инженер, Серафим Благонравов, нашел более остроумное решение. Вместо горы предложил вокруг вышки построить дамбу. Это в два раза быстрее и в два раза дешевле.
— Почему бы не вызвать бульдозер? — спросила я.
— В Индии еще мало машин, — ответил папа. — Да и безработных надо было занять работой.
Всегда нехорошо чувствуешь себя там, где остальные работают, а ты бездельничаешь и глазеешь, как другие трудятся в поте лица.
— Пойдем, Муса, на реку, до нее рукой подать, — предложила я.
— Что же, можно, — охотно согласился он. — Побежим? Раз, два…
Узнав, куда мы собираемся бежать, папа окликнул нас.
— Дети, — сказал он строго, — купаться не советую, крокодилы тут не любят шутки шутить.