Дочь Роксоланы
Шрифт:
Она не поняла, отчего Тарас после ее слов о байде словно остолбенел, а Ежи, покачав головой, заметил: «Видать, нас обоих и вправду спасет кнеж Дмитрий, суденышко легкое, неуловимое». Но казак тут же нахмурился.
– Почему нет Михримах? – почти в полный голос выкрикнул Тарас.
– Она должна ждать нас снаружи, возле Грозной башни, – уверенно ответила Орыся, но что-то с этой уверенностью было не до конца ясно: может, даже ей самой. Показала на корзинку: – Видишь, ее Хаппа со мной…
– Ну?
– Хвост в кольцо гну! – Девушка мгновенно ощерилась: она все же была по-прежнему
И торопливо погладила Бея, который вдруг начал проявлять беспокойство: чуял, что хозяйка волнуется не напрасно. Он ощущал это тем своим звериным чутьем, которое не обоняние, но вообще невесть что.
Однако и простым чутьем Пардино уловил нечто такое, чего здесь не было буквально минуту назад: в воздухе витал запах опасности. Или ее предвестие. Для него это было одно и то же. Усы Пардино встопорщились, глаза сузились, и даже ласковая рука Орыси на загривке мало что могла тут изменить.
Ни Ежи, ни Тарас не выказали при виде Пардино-Бея такого уж откровенного удивления или, что, по мнению Орыси, даже в этой спешке было бы еще естественнее, – восхищения. Страха, правда, тоже не выказали, но такого она от них и не ждала вовсе. И тот, и другой рысей в свое время повидали, пускай не совсем таких, но для парней это была прежде всего большая кошка. Да, опасная, но не более того: медведь или стая волков куда как опаснее, и что? Поэтому бывшие узники и внимания уделяли Бею как большой кошке – с хозяйкой и ладно, той виднее.
– Значит, он с нами? – все же спросил Ежи.
– Обязательно! – В ответе Орыси даже намека не было на «не знаю» или «там видно будет».
Казак нес замотанные в плащ инструменты, поэтому корзинку с песиком подхватил шляхтич. И побежали – впереди Орыся с Пардино-Беем на поводке, следом они.
Бежали ходко, хотя и поглядывали по сторонам: не покажутся ли вдруг, откуда ни возьмись, вездесущие стражники? Мысли такие были у обоих побратимов (только у Тараса еще и Михримах из головы не выходила), поэтому и смотрели вокруг в четыре глаза.
И все же как ни осторожничали, как ни молили бога проскользнуть незамеченными, не получилось. Судьба вдруг повернулась тылом, сменив благожелательность на своенравность. Да кто бы и сомневался, что ей, стерве переменчивой, это в охотку!
Путь Орыся держала вплотную к ограде Звериного Притвора, мимо дворцового парка, собираясь миновать его по самому краешку, среди густых кустов и низких крон деревьев. И все бы, наверное, получилось, да кто же знал…
В парке как-то сразу стало многолюдно.
Бежавшая впереди Орыся, увидев вдруг чуть ли не перед собой Рустема-пашу со свитой, только и смогла, что вскрикнуть от неожиданности. То есть она еще постаралась остановиться на полушаге, но Пардино-Бей при этом продолжал нестись вперед (что ему эта незначительная помеха: подумаешь, люди стоят!), и поводок рывком натянулся так, что девушка не удержалась на ногах. Когда она упала, поводок выскользнул из рук и заструился по траве серебряной
Падая, Орыся еще успела заметить рядом с пашой девичью фигуру – и поняла, что это сестра. О, Аллах! Что она тут делает?!
И что тут делает Рустем – сейчас, в столь неурочный час?! Конечно, он, предполагаемый и грядущий зять султана, вполне мог оказаться во дворце именно по случаю праздника, но…
А потом время остановилось, распавшись на отдельные куски-мгновения, и каждый из них вдруг зажил своей самостоятельной жизнью. Впрочем, смерти в них тоже хватало.
Ежи и Тарас все же были воинами. Были – и стали ими прямо сейчас, вмиг оборотясь из беглецов бойцами.
Охрана Рустема-паши состояла из четырех человек, и были то люди опытные, которые как-никак важного человека оберегают. Да только неспешная, вялотекущая и спокойная служба при Рустеме-паше тоже наложила свой отпечаток на его сопровождающих, и отпечаток неблагоприятный, ибо причина для такого была веская – от какого шайтана охранять казначея? Кто осмелится? Да еще здесь, в сердце сердец Блистательной Порты, во дворце посреди столицы? На чинной праздничной прогулке с его невестой, которая знаете, чья дочь?
Побратимы не выхватили кинжалы: против сабли их клинок жалок. Но Тарас, не останавливаясь, перебросил Ежи один из двух молотков – и первого охранника шляхтич, подскочив вплотную, свалил именно им. Не мешкая, тут же замахнулся на второго… Но тот успел отпрянуть, и удар лишь чиркнул по скуле, заставив охранника вскрикнуть от боли. Тарас тем временем достал третьего, тоже вскользь, и бросился на четвертого, ухитрившегося выхватить саблю. Но недостаточно быстро тот ее выхватил: стремительный удар по запястью – и телохранитель роняет оружие, со стоном зажав под мышкой сломанную руку. А выпавшая сабля оказалась в руке у казака – и сразу же прорезала ночь полосой смерти. Охранник повалился на землю без звука.
Тарас тоже увидел свою любимую, свою Михримах, но ничего не успел ей сказать. Потому что Михримах, что-то бессвязно лепеча, вдруг попятилась за спину толстого низенького вельможи в роскошном халате. Она ищет у него защиты, прячется? От… от него, Тараса?
– Михримах! – только и смог вымолвить казак, невольно опуская клинок.
В душе вдруг стало пусто и черно, выжжено, словно там отбушевал стремительный пожар, оставив после себя одни головешки и закопченное небо. Телесных сил, кажется, не осталось тоже: его будто под корень подрубили.
Мимо, подпрыгивая, тяжело проскакало небольшое белое пятно. Курносый белый песик, выскочив из упавшей корзинки, по дуге обежал место схватки, прижался к ногам Михримах и бесстрашно затявкал оттуда на весь окружающий мир.
Два уцелевших охранника, окровавленные, но уже с обнаженными саблями, заслонили вельможу собой. Тот, к его чести, тоже рванул из ножен саблю, коротенькую, себе под стать, и слишком пузато-выгнутую, чтобы быть серьезным оружием.
Тарас невидяще смотрел на всех них. Сердце его билось, но словно бы гнало по жилам не кровь, а пустоту. Как если бы в груди образовалась дыра, сквозь которую уходило все. В ту же пустоту. В слепое отчаяние.