Договор на одну ночь
Шрифт:
– Какие проблемы?
– Георгиос любит врать. Он может отцу все что-угодно рассказать… Но я вам благодарна. И я подтвержу любые ваши слова.
Такая лояльность, конечно, тешит. Но и улыбку тоже вызывает.
– За меня ты можешь не волноваться. Лучше думай о себе. Поговори с дядькой. Сколько это будет длиться? Тут либо приструнить, либо сама понимаешь, чем закончится.
Я по вспышкам в глазах вижу, что она понимает. И об опциях этих думает.
Я не буду изображать
– Я все решу.
Звучит слишком круто, но я не спорю.
– Молодец.
В салоне снова тихо. Ксюха еще набирает – скидываю. Злюсь пиздец. Не проходит. Во мне тоже адреналина больше, чем хотелось бы.
В Лене вижу то же самое. Потряхивает. Надо спускать его. А как?
Попиздим еще, что ли.
– Праздник как тебе? – Вместо благодарности за то, какой я сегодня душевный, получаю скептический взгляд. Она дергает свой браслет и под ноги осыпаются ракушки.
– Вот блин.
Пытается наклониться и собрать. Я слежу за попытками. Прыгаем на кочке – лупится затылком о бардачок.
Дурочка.
Шипит и трет. Смотрит на меня обиженно.
– Я все соберу. Когда вы остановитесь.
– Пусть будет.
Упрямство снова сжимает пухлые губы в линию.
– Меня не обязательно везти аж до Меланфии. Вы можете оставить на остановке. Я перехвачу автобус.
Я никак не реагирую. И оставлять, конечно же, не собираю. Чтобы что?
– Дядя же не просил вас меня завезти. И вы не соглашались…
– Не просил. Но это уже неважно. Ты же не хотела там остаться?
Мотает головой.
– Нет. Но мне… Стыдно. Вы злитесь, наверное, что планы вам испортила… – Отмечаю в глазах новый блеск. Что в виду-то имеешь? Хотя похуй.
Или не похуй. Она сама поясняет. Сделав глубокий вдох, смотрит в лицо:
– Я читала про вас. Статью.
Это… Вау. Я бы даже сказал, мощно.
– Всего одну? Надо повышать индекс цитирования.
Шучу больше для себя. Неудивительно, что Лена хмурится, недопоняв. Пьяненькая. Растерянная. И политика от нее дохуя далека. Как и она от политики.
– Честно говоря, я бы за вас не голосовала.
Но удивлять умеет. Даже как-то… Обидно.
Приподнимаю брови и смотрю в ожидании продолжения.
Машина замедляется.
– Почему?
– В вас есть что-то… Мутное. – Охуеть, спасибо. Выдохнув и решившись, Лена мотает головой. Её то ли венок, то ли диадема слегка съезжает. Это смешно, но я молчу. Серьезно смотрит на меня. Серьезные вещи говорит. – Женаты, а кольцо не носите. Изменяете жене. Она звонит вам – скидываете. С женщинами позволяете себе…
– Что я себе позволяю?
Не хочет отвечать. Лишнего, похоже, болтнула. Неопределенно ведет курносым носом.
– Нет, со мной вы ведете себя очень по-хорошему. Я вам благодарна. Но в целом…
Но
Реально обидно. Спасибо, Ксюха. Портишь меня в глазах греческих целок.
– Так может ты делала бы выводы исходя из того, что знаешь обо мне, а не читаешь?
Мой вопрос вводит в ступор. Девушка задумывается. А я не могу сдержаться.
– У тебя корону покосило.
Отворачиваюсь к лобовому, делая вид, что не вижу, как она дергается и снимает венок.
Он падает из рук. Снова наклоняется. Снова бьется затылком. Это уже не я и не яма.
Пытается отложить на консоль – оттуда тоже падает.
Поднимает. Я со вздохом забираю и надеваю на селектор коробки передач. Смотрит туда завороженно.
А мне, блять, интересно, схуяли я вдруг гондон-то?
– Так что я там себе не то позволяю?
На горизонте уже видны огни ее поселка. Лена колеблется, отвечать ли. Поворачивается ко мне и даже садится иначе – забросив колено на сиденье, прижав ладонями юбку. Это правильно, потому что я запоздало ловлю себя на том, что почти засекаю цвет ее белья.
Так может и не фантазирует девчушка? Может правда гондон?
– Там красивые женщины были… В вашей беседке.
– Ты прямо изучила? Петра ревнуешь? – Не отвечает. Только глазами снова нахуй шлет. Прикольная.
– Но не сказать, что лучше вашей жены. – Разводит руками. Белье, кстати, тоже белое, как платье. – Мне не понять, зачем искать кого-то другого, если рядом есть любящий человек. Она вас любит, раз прощает. Отпускает после всего, что вы себе позволили.
Не в силах сдержаться, я открыто смеюсь. Наверное, Лене неприятно, но часто за смелость высказать свое мнение мы платим осуждением.
Я не осуждаю, конечно, но царапает. Пока я тут вокруг греков танцую, Ксения там рушит мою карьеру. Даже по Лене Шамли видно – успешно.
Но хоть этот голос я, дай бог, отвоюю.
– А если я скажу, что это она мне изменила, а не я ей?
Эти разговоры для меня дискомфортны. Я не нуждаюсь ни в сочувствии, ни в жалости. Я не хочу делиться ощущением равномерно распределенного по телу дерьма.
Я даже с мужиками под вискарь не занимался этой обнаженкой. С девчушкой и подавно не стану. Но просто… Интересно.
Заезжаю в ее поселок и качусь по прибрежной длинной-длинной улице.
По Лене заметно – она удивлена и переваривает. Подбирает слова. Пытается оценить, насколько высока вероятность того, что пизжу.
– То есть, она первая, а вы…
Снова смеяться хочется, но просто улыбаюсь.
Все больше смотрю на лицо пассажирки, а не дорогу. Качусь медленней и медленней.
– Я не изменял, Елена. Та статья, которую ты читала, и по которой составила впечатление, – ложь. От первой и до последней буквы.