Договор на одну ночь
Шрифт:
– Как вы докажете?
Усмехаюсь.
– Никак. А должен? Ты тоже доказываешь каждое свое честное слово?
Запоздало осознаю, что возможно она – да. Ей же вряд ли поверили, что это пацан виноват в вылитом кофе. Даже если рискнула пожаловаться.
И если бы он ее сегодня все же завалил – тоже она отгребла бы. Слишком юбка короткая. Слишком взгляд блядский. Лицо привлекательное. Грудь красивая.
Ввергаю собеседницу в глубокие раздумья. Это видно по тому, как хмурит брови и лоб. Уводит взгляд в
Я бы, может быть, и еще потрындел, но замедляюсь до стопа у покрытой галькой парковки их дешманского ресторана.
Хочется похвалить ее. Сказать, что Петр ее считает талантливой и рассказывает всем, что главное блюдо Кали Нихта – ее голос. Это определенно подарит Лене по-хорошему бессонную ночь. Но что-то тормозит.
Слышно, как дышит. Непроизвольно поглаживает пальцами кожу на кресле. Вроде хочется спросить, успокоилась ли, а вроде и на другую парковку ее мысли возвращать – бесчеловечно.
Чем закончились ее размышления на глубинные философские темы – я не узнаю. Получаю прямой взгляд. Спускаю свой к губам, когда облизывает, и возвращаю. Не будь гондоном, Дрюх. Понятно, что красивая. Тебе-то с этого что?
– У нас есть номера… – А еще щедрая. Вопросительно приподнимаю брови. Смущается. Моргает часто-часто. Блядуна готова пригреть. Святая. – Вы можете переночевать. Уже полночь почти…
Улыбаюсь и смягчаюсь.
У меня, малыш, комендантского часа нет.
– Спасибо, Лена. Но я привык спать в одном и том же месте. Это хорошая привычка.
На девичьих щеках выступает румянец.
На коврике все еще разбросаны ее ракушки, но напоминать не буду.
– Спасибо вам еще раз. Я про Георгиоса поговорю с дядей.
– Поговори. С дядей.
И я поговорю на случай, если струсишь.
– Хорошей ночи.
– И тебе хорошей.
Она отщелкивает ремень и выскакивает из машины.
Я на пару секунд закрываю глаза, когда по ушам бьет слишком громкий звук захлопнутой двери. Открыв – слежу, как быстрым шагом идет к террасе ресторана по гальке.
Ее даже встречать никто не выходит.
Не по-моему всё это.
Не по-моему.
Но как было бы по-моему всем тут похуй. И мне близко к сердцу принимать некогда.
Стартуя, замечаю блеск легкомысленных лент и бусин. Корону свою забыла. Но забрать не зову.
Думаю, она и не вспомнит. А я выкину.
Глава 12
Лена
Закончив дневную работу, бросаю в сумку книгу и направляюсь от ресторана по набережной. Хочу погулять и почитать.
После Пятидесятницы прошло две недели. Мой День рождения все ближе. Как и отъезд, о котором дядя ещё не знает.
Я согласна с Андреем Темировым: мне нужно или решать некоторые вопросы
На празднике это чуть не случилось.
Но сейчас у нас с дядей приятное потепление в отношениях, мне в спину не несется: «Лена! А кто стулья перевернет?!». Возможно, он дает мне больше свободы с мыслью, что в ответ со временем получит что-то нужное ему, но я своей свободой малодушно наслаждаюсь. А вот вступать в явный конфликт – откладываю.
Если мыслить трезво, Георгиос почти совершил ужасное. И об этом знают, как минимум, трое. Что сделал с этой информацией депутат – мне неизвестно. Вернул ли старостенышу ключи. Сказал ли пару ласковых.
Говорил ли с моим дядей или отцом Жоры.
Со мной – нет.
И я тоже. Ни с кем. Хоть и обещала, да.
Просто я же знаю, что дядя не поверит. Будет перекладывать вину на меня. Это снова взорвется бурным скандалом, в котором своих слов я не докажу.
На пляжах под зонтами и щадящим послеобеденным солнцем отдыхают люди. Я прохожу мимо, почти на них не смотря. Для себя я облюбовала все тот же дальний пляж.
Подняв взгляд от нагретых солнцем плит набережной аллеи, ловлю на себе внимание знакомых с детства глаз. Сердце начинает биться быстрее, но далеко не от радости встречи.
Георгиос, как всегда, таскается по поселку со своими друзьями. Заметив меня, первым взгляд отводит тоже он. У него даже улыбка тухнет и бледнеет лицо.
Я делаю шаг в сторону. Они тоже, но в другую. Обходим друг друга, не тронув.
Поведение Георгиоса разительно изменилось с того вечера. Он больше не задевает меня. Не возвышается. Не угрожает. Я даже вполне могу поверить, что жалеет.
Я не оправдываю его. Когда пытаюсь думать о случившемся трезво – покрываюсь мурашками и дрожу от страха. Но сейчас он не выглядит человеком, желающим повторить.
Только и извиняться не пытался, а я и не настаивала.
Мы сделали вид, что ничего не произошло.
Спустившись по сбитым временем ступенькам на пляж, расстилаю полотенце на «своем» шезлонге и сажусь читать.
Ощущаю себя немного воришкой, стыдливо прикрывая от людей обложку. На ней красуется совсем нетипичное для меня название: «Как работает политика?».
Вроде бы где я и где политика, да? Но увидев корешок в книжном, я вдруг заинтересовалась.
Теперь читаю.
Понемногу. Без спешки. Пока мысли опять не унесут не туда.
На следующее утро после Пятидесятницы я проснулась с чувством стыда за свое поведение с Андреем Темировым.
Я была пьяной, смешной и глупой. От воспоминаний, что плела в машине, хотелось удариться головой о стену.
«Вы какой-то мутный».
Да уж.
И это еще полбеды. Но я так явно спалилась в своих чувствах к Петру!