Долина папоротников
Шрифт:
Тогда в дверях и появился Томас с незнакомой ей женщиной, крестьянкой, судя по одежде и виду, матерью Эмили, как поняла девушка. И слуга подтвердил догадку, представив ее миссис Маргарет Чейз.
Крепкая, плотно сбитая женщина, она, казалось, только теперь уверилась в истинности принесенного ей известия: накрыла дочь своим телом и зарыдала. Да так, что у Лиззи комок подступил к самому горлу, и слезы навернулись на глазах… Она позволила женщине выплакаться и только потом коснулась ее подрагивающей спины, помогла присесть на стул у постели дочери.
Женщина
— Простите, — прошептала глухим, осипшим от долгого рыдания голосом, — не думала я, что такое с дочкою приключится. Что девочка наша… — она с трудом, но сдержала рыдание, — попадет в лапы этого зверя. А ведь муж еще тогда мне говаривал: «Попомни слова мои, Маргарет, не к добру человек этот в деревню явился. Не бывать дыму без огня! Жди новой беды». Но время прошло, и мы, верно, расслабиться успели, страх потеряли…
Она стиснула руку дочери, и слеза медленно побежала по ее щеке.
Элизабет поинтересовалась:
— О каком человеке вы говорите? Кто приходил в деревню и почему?
— Имя уж я и не упомню, — ответила собеседница, — да и не важно оно. Авантажный такой мальчонка, лет двадцати или чуть больше. Все Бродериками интересовался… Вот и к нам заходил, знамо дело: мать моя горничной в замке работала, каждого в доме знала. Очень переживала, что с ними такое случилось… С каждым из них. Впрочем, вам, верно, о том мало известно: вы не из местных. Про Бродериков слыхом не слыхивали…
— Немного наслышана. Альвина рассказывала о смерти мисс Кэтрин и исчезновении мужчин Бродериков
— Рассказывала, значит. — Маргарет Чейз поглядела на девушку с любопытством. — Что ж, тогда она, верно, и о слухах упомянула… Тех самых, что после смерти мисс Кэтрин ходили.
Элизабет мотнула головой.
— Ничего такого она не упоминала, — сказала она. — А что за слухи такие?
— Такие, — ответила женщина, — что это не мисс Кэтрин прибоем у Берри прибило, другое то было тело. Девичье, но другое… Еще матушка, добрейшей души человек, говаривала бывало: «Отродясь у мисс Кэтрин таких волос не бывало, как у этой утопленницы». А ей ли не знать, коли тело ее она обмывала да в гроб укладывала… А прежде уборкой в ее комнате занималась и волос этих множество с ковра выметала. Только никто в Раглане и слова не сказал… Схоронили девицу, и дело с концом.
Элизабет возразила:
— Но разве родные родители смогли бы так обмануться? Да и к чему бы им это?
— Вот и я тем же вопросом задаюсь. О том и мальчонке заезжему говорила: не понимаю, я, дескать, что тут к чему, коль надо, то сами и разбирайтесь. А он словно обрадовался даже, денег мне дал: фартинг оставил, мол, за потраченное мной время. Чудный такой, в горчичного цвета камзоле… До сих пор так перед глазами и стоит.
Женщина даже улыбнулась, едва приметно, как солнечный луч через тучку пробился. И Лиззи, страшась, что она большего и не скажет, поспешила заметить:
— Но муж ваш деньгам не обрадовался…
— Не обрадовался, —
— Отчего же?
Женщина тяжело вздохнула, задумалась на мгновение.
Произнесла:
— Бродерики — они ж проклятые, понимаете? Весь их род. От первого до последнего человека… Вы ж слыхали, верно, про лорда Гервальда, в оборотня обратившегося? Как жену он родную снасильничал да наследника зачал… С тех пор никому в нашей долине покоя нет. Все под страхом живем, ожидаем, не объявится ли новое чудище, старым Рагланом порожденное, Бродериками выпестованное.
— Но Бродериков более не осталось… — несмело вставила Лиззи.
И женщина прошептала:
— Но оборотни, однако, не перевелись. Быть может, дело в долине папоротников… В самом этом воздухе, веками чудесами пропитанном. А, может…
— Хватит болтать, балаболка!
Элизабет и Маргарет Чейз вздрогнули одновременно. Альвина с насупленными бровями двинулась от порога и замерла с осуждающим видом.
— Чего хозяйку-то пугаешь, бестолковая? Али поговорить больше не о чем, как только пустые сплетни передавать.
— Пустые ли? — Маргарет Чейз ничуть не дрогнула, хотя даже Лиззи смутилась при виде рассерженной служанки. — Ты сама в то время в замке служила, с матушкой моей дружбу водила. Вот и скажи теперь: вру я или нет? Про Бродериков да про погибшую мисс Кэтрин… Пустые ли это сплетни, как ты говоришь.
Альвина не сводила с нее своих потемневших, полных негодования глаз, однако молчала. То ли ей нечего было возразить, то ли она не считала вопрос достойным обсуждения…
А Маргарет Чейз не унималась:
— А кабы Бродерики не прокляты, то отчего же, скажи на милость, все жительницы долины к старой сторожке бегают с приношениями? — спросила она. С вызовом, даже вперед подавшись…
— Дуры просто, вот и бегают, — припечатала старуха и вышла за дверь, ничего более не добавив.
Поведение служанки удивило Элизабет не на шутки: не далее как вчера она сама ей про оборотней говорила, про обращение и разное такое, а теперь отругала гостью за слухи. Или все дело в погибшей мисс Кэтрин…
— Простите ее за грубость, — попросила девушка миссис Чейз. — Она это не со зла, вы же знаете. Вот и о девочке вашей заботится с истинным участием, со вчерашнего дня от нее не отходит.
Эти слова напомнили женщине о ее растерзанном ребенке, лицо ее снова скуксилось, оживление, вызванное разговором, пропало и она уставилась на крепко спящую девочку невидящими глазами.
Элизабет извинилась и выскользнула за дверь, поспешила в поисках старой служанки, которую и обнаружила на кухне, помешивающей готовящийся обед.
— Альвина, тебе не кажется, что ты была лишком груба с бедной женщиной? — пожурила она служанку. — Она всего лишь высказала свое суждение, возможно, абсурдное, но в том нет ничего плохо, разве не так?