Долина смерти

Халле Карина

— Не думала, что ты встаешь так рано, — произносит она с усмешкой.

— Всегда, — отвечаю я хриплым голосом.

— Хочешь? — она протягивает мне кусок мыла, вопросительно приподняв бровь.

Я сокращаю дистанцию, холодная вода плещется вокруг ног, член покачивается впереди, когда беру мыло из ее руки.

— Повернись, — тихо говорю. — Я помою тебе спину.

Она колеблется лишь мгновение, а потом поворачивается. Маленький знак доверия, который я не могу не заметить. Намыливаю ладони и кладу руки ей на плечи.

Тихий, сдавленный вздох вырывается

у нее, когда я начинаю мыть ее спину, касаясь твердо, но осторожно. Под моими грубыми ладонями — гладкая кожа, лопатки двигаются, когда она подается навстречу. Я веду руки ниже, вдоль позвоночника, болезненно ощущая наготу и то, как легко было бы притянуть ее к себе.

И как сильно я этого хочу.

До чертовой боли.

— Теперь твоя очередь, — говорит она, забирая мыло. — Поворачивайся.

Я повинуюсь, и почему-то чувствую себя беззащитным, поворачиваясь к ней спиной. Ее руки меньше моих, но удивительно сильные, уверенно движутся по плечам и спине. Она останавливается около татуировки МакГроу на моем плече.

— Это твой личный знак? — спрашивает она. — Я его видела на ранчо.

— Именно. Если этим клеймом отмечен наш скот, то справедливо, что оно есть и у меня.

Она опускает руки ниже.

— Ты напряжен, — тихо говорит она, нажимая большими пальцами на узлы вдоль позвоночника.

— Издержки профессии, — мой голос звучит сдержанно.

— Издержки работы на ранчо? Или чего-то ещё?

— Жизнь полна напряжения, не так ли? — спрашиваю я.

Напряжение между нами меняется. Это уже не просто похоть, а что-то более сложное. Мне меньше всего хочется, чтобы Обри начала что-то подозревать о том, что происходит на ранчо на самом деле. И чтобы поняла, что Рэд и Коул совсем не те, кем кажутся.

— Нам пора возвращаться, — говорю я, хотя это последнее, чего сейчас хочу. — Пока остальные не проснулись.

Она кивает, но мы оба стоим на месте. Вода омывает наши тела, утреннее солнце греет лица. Мы застряли в моменте, который может привести как к чему-то хорошему, так и к полному краху.

— Дженсен…

Мое имя на ее губах звучит вопросом, как шанс на спасение.

Я делаю шаг вперед, не в силах больше сдерживаться. Я даю ей возможность уйти, но она этого не делает.

Мы вместе выходим из ручья, вода стекает по нашим телам. Я беру полотенце, брошенное на плед, и протягиваю его Обри. Она закутывается в него, и я задерживаю руки на ее плечах чуть дольше, чем нужно. Она смотрит на меня снизу вверх, на ресницах блестят капельки воды, губы слегка приоткрыты.

Я стараюсь сопротивляться.

Она отпускает полотенце и надевает кофту с длинными рукавами.

И теперь это кажется ошибкой.

После того, что было прошлой ночью, я обещал себе, что этого больше не повторится.

Я стараюсь держать обещания. Особенно те, что даю себе.

Моя рука касается ее шеи, и я притягиваю Обри к себе и целую ее. Ее губы холодные, но быстро согреваются. На мгновение она замирает, словно сомневается. Возможно, она тоже дала себе обещание.

Но

потом она отвечает на мой поцелуй с такой силой, что у меня перехватывает дыхание.

Я прижимаю ее к себе, и она обнимает меня в ответ. Я чувствую вкус ручья и чего-то сладкого.

Когда мы отрываемся друг от друга, то оба тяжело дышим. Зрачки Обри расширены.

Некоторое время мы просто смотрим друг на друга.

— Нам надо идти, — шепчет она, но не отстраняется.

— Да, — отвечаю я. — Надо.

Но я не отпускаю ее. Пока нет. Не сейчас, когда держать ее в руках кажется первым правильным поступком, который я совершил за последние годы.

Заслуживаю ли я этого? Нет.

Но я хочу еще.

Я тяну ее на землю, расстилая плед под нами. Мы падаем на него вместе, переплетаясь конечностями, снова соединяя губы в голодном поцелуе, который больше нельзя откладывать. Она извивается подо мной, прижимаясь ко мне, и я теряюсь во вкусе и ощущениях от нее.

Когда спускаюсь ниже по ее телу, осыпая поцелуями влажную кожу и находя все места, от которых она задыхается, она тянет меня за собой, чтобы мы лежали бок о бок. Ее рука скользит по моей груди, ниже, пальцы обхватывают мой член с уверенностью, от которой у меня плывет в глазах. Мой рот находит ее грудь под влажной кофтой, пока она ласкает меня, и ее стон посылает волну жара по моей крови.

Затем она снова извивается подо мной, пока я не оказываюсь на спине, а она сверху.

Оседлав меня, ее сочная задница оказывается прямо перед моим лицом.

Дерзкая, смелая и немного жадная.

От одного её вида у меня перехватывает дыхание. Я хватаю её за бедра, чтобы удержаться, и притягиваю промежность ее к своему рту.

Черт, она на вкус как чистая сладкая вода.

Она вскрикивает, когда мой язык находит ее клитор, бедра напрягаются, прежде чем расслабиться в ритме, который я задаю. Она пристраивается, наклоняясь вперед, и теперь е рука снова обвивается вокруг моего члена, направляя себе в рот.

Берет меня так глубоко, что голова кружится. Никогда и ничего не было так хорошо, так правильно, так безумно.

Я забываю обо всем, кроме влажного жара ее рта и ее вкуса на моем языке. Она двигается теперь с полной отдачей, вторя каждому толчку моих бедер своим собственным, и мы сливаемся воедино.

Мир сужается до ощущений — тепла и влажности, и давление нарастает невероятно быстро — и затем она содрогается, крича, когда кончает. Я чувствую вкус ее оргазма и теряю рассудок, стону в ее кожу, когда нахожу свое освобождение, извергаясь в ее рот.

Она проглатывает, но я продолжаю извергаться, пока не чувствую, что опустошен.

Обри отодвигается от меня, падая на плед рядом со мной, тяжело дыша. Через несколько минут, когда мир кажется снова реальным, я откидываю ее влажные волосы назад, чтобы увидеть ее лицо.

Она смотрит на меня с чем-то похожим на изумление. Мое сердце начинает биться чаще.

В них я вижу отражение собственной погибели.

Я боюсь, что отдал ей частичку себя.

12

—