Долина смерти

Халле Карина

Дженсен периодически оборачивается, проверяя нас. Его взгляд задерживается на мне. Я вижу беспокойство в том, как он сбавляет скорость, чтобы убедиться, что я не отстаю. Я игнорирую его, сосредотачиваясь на тропе. Пусть переживает. Пусть ощутит на себе тяжесть обмана, того, что он скрывал от меня.

Мои мысли снова и снова возвращаются ко вчерашнему вечеру, к словам Дженсена о Лейни, об Адаме, о семье МакАлистеров и Джозефине. О том, что моя семья связана кровными узами с участниками трагедии группы Доннера. О том, что моя сестра целенаправленно приехала

сюда, чтобы найти ответы о прошлом нашей семьи, о необъяснимом голоде, который она испытывала всю жизнь, о котором я даже не подозревала.

О снах, которые преследовали нас обеих — кровь и снег — но я так и не призналась ей в своих.

Я всегда считала, что Лейни пыталась справиться с потерей родителей. Я думала, что смерть матери толкнула ее к странной одержимости, а смерть отца — к наркотикам. Я никогда не предполагала, что дело в чем-то большем. Никогда не думала, что она пыталась бороться с проклятием, тянущимся из поколения в поколение.

Гнев накатывает волнами, когда мы поднимаемся все выше в горы. Злость на Дженсена за то, что так долго хранил правду. Злость на Лейни за то, что она молчала о своих подозрениях, о связи нашей семьи с этим местом. Злость на себя за то, что не замечала очевидного, не смогла защитить ее от Адама, от того, что с ней здесь случилось.

Какая же я сестра?

Какой из меня агент ФБР?

Годы тренировок, отточенные навыки распознавания лжи и опасности, и я все равно не увидела того, что происходило прямо у меня перед глазами.

Или, возможно, я просто не хотела в это верить.

Не хотела верить, что Адам изолировал ее, контролировал, что Лейни подчинялась силе, которая была сильнее ее разума, что ею управляла кровь.

— К концу дня мы доберемся до домика Бенсона, — говорит Дженсен, нарушая молчание. Мы остановились, чтобы дать лошадям передохнуть на крутом подъеме. — Дальше дорога будет проще.

Я киваю, не отвечая. Вместо этого делаю глоток воды. Позади меня Коул и Рэд о чем-то тихо переговариваются. Мне слышны обрывки фраз — о тропах, следах. Интересно, догадывается ли Дженсен? Хэнк сидит в стороне, уставившись в пустоту. После утренней приветливости от него не осталось и следа. Он выглядит настороженным.

Элай подходит, держа своего коня за поводья.

— Как ты? — спрашивает тихо, с тревогой. Старый добрый Элай, всегда заботится о других. Но сейчас я немного зла на него. Конечно, я не ждала, что он пойдет против своего босса и расскажет мне, но сейчас мои чувства далеки от рациональности.

— Нормально, — говорю машинально. Мой типичный ответ, как бы мне ни было плохо.

Он смотрит на меня, слишком понимающе.

— Он рассказал тебе, да? Про Лейни и Адама.

Киваю и молчу.

— Знаю, ты, наверное, злишься, — говорит Элай. — Да я бы тоже взбесился. Ненавижу, когда врут, особенно когда это делает человек, от которого зависит твоя жизнь. Но Дженсен — хороший человек. Преданный. Может, он потерял твое доверие, но все равно верь ему. Он заботится о тебе, Обри, правда.

Отмахиваюсь.

— Мне сейчас все равно.

—

Тебе-то может и все равно, а вот ему — нет. Он себя изгрыз, понимаешь? Не только с тех пор, как ты тут появилась, а последние три года. Его мучают кошмары, и теперь мы за ними погнались.

Хочу расспросить его, что он думает, как все видит, но Дженсен зовет нас в седла, и момент упущен. Мы едем дальше по тропе, которая петляет между соснами и елями, а иногда выводит на хребты, откуда открывается чумовой вид на долину и горы.

В другой раз я бы наверняка залюбовалась. Но сейчас я вижу только место, где погибла моя сестра.

И где, возможно, сгинем и мы.

К вечеру, как и обещал Дженсен, на горизонте появляется хижина Бенсона. Она примерно такая же, как и домик МакГроу — крепкая избушка, где горнолыжники и альпинисты спасаются от холода, а туристы ночуют летом. Она прижата к скале, чтобы укрыться от ветра, который усиливается с заходом солнца.

Дженсен подводит нас к полянке у хижины, мы спешиваемся и начинаем разгружать лошадей. Все как всегда — расседлать, почистить. Потом строим загон из веревок между деревьями, насыпаем корм и наливаем воду. Навеса нет, но Элай говорит, что кони привычные и их толстая шкура спасет от холода. Я работаю машинально, стараясь ни о чем не думать.

Внутри хижина простая, но уютная — комната с печкой, стол и лавки, кровати вдоль стен. Маленькая кухня и лестница на чердак. Холодно, но не так, как в том домике.

— Здесь туалет есть? — спрашиваю.

— Там, сзади, — отвечает Дженсен. — Сейчас тропинку прочищу, — смотрит на меня с сочувствием. — Ну… туалет нормальный. Там даже есть дезинфицирующее средство для рук.

Вздыхаю. Мужикам хорошо, не надо думать о таких вещах. Решаю пить поменьше. Не хочу бегать в уличный туалет. Наверное, я все-таки городская штучка.

Элай сразу принимается за печку, а Рэд и Коул разбирают вещи. Хэнк вызывается набрать снега для умывания, и Дженсен, помедлив, соглашается.

— Там ручей за скалой, возле лошадей, — говорит Дженсен. — Наполни бутылки. И винтовку возьми, вдруг лев еще бродит.

Хэнк ухмыляется, и выражение его лица кажется мне неискренним. Меня всегда пугал этот человек, а сегодня особенно.

— Не беспокойся обо мне, босс. Я знаю, как за себя постоять.

Когда он уходит, я замечаю, что Дженсен смотрит ему вслед с нечитаемым выражением лица. Кажется, его подозрения, возникшие утром, ни подтвердились, ни рассеялись, оставив его в состоянии неопределенности.

Я занимаюсь обустройством своего спального места, выбирая нижнюю койку в углу, чтобы моя спина была у стены, а дверь на виду. Старые рабочие привычки умирают с трудом, даже в отпуске. Я кладу свой рюкзак прямо под койкой, чтобы она всегда была под рукой.

— Завтра мы должны добраться до пещер, — тихо говорит Дженсен, появляясь рядом со мной, когда я раскатываю свой спальный мешок. — Если рано выйдем.

Я поднимаю на него взгляд, пытаясь рассмотреть его лицо в тусклом свете, проникающем сквозь окна.