Долина смерти
Шрифт:
Ее, кажется, это задевает.
— И что ты этим хочешь сказать?
— Я говорю, ты можешь слушать и верить мне, а можешь и не верить. Но я знаю, что видел. Я знаю, от чего мне удалось сбежать. В этих горах есть существа, называй их зомби, если тебе так легче, и они живут здесь очень давно. Они жаждут человеческой плоти, и если бы я ставил, то сказал бы, что сейчас у них Хэнк.
Тишина заполняет хижину, только потрескивание огня ее нарушает. Я никогда в жизни не говорил столько правды, тем более незнакомке. И все же я здесь, раскрываю Обри свои самые глубокие, самые темные
Ну, почти все.
Когда я скажу ей самый важный, я уверен, то, что между нами, — эта напряженная, хрупкая вещь, — просто сломается.
И заслуженно.
— Я думаю, они следили за нами с тех пор, как мы пересекли перевал, — говорю я. — Проверяли нашу защиту. Ждали, кто ошибется.
Обри слушает, скрестив руки на груди, обдумывая.
— Хорошо. Допустим, ты говоришь правду. Почему ты не рассказал мне всего этого раньше, до того, как мы приехали сюда? И расскажи все, а не намеками. Зачем рисковать нашими жизнями ради поисков, которые ты знаешь, что безнадежны?
Этот вопрос бьет по самому больному месту.
— Мне нужны были деньги, — тихо признаюсь я. — И… часть меня надеялась, что я ошибаюсь. Что мы найдем только старые кости, и ты сможешь закрыть эту главу, — я останавливаюсь, наклоняясь вперед, чтобы посмотреть ей в глаза. — Я все еще надеюсь на это.
Она смотрит на меня. Я знаю, что старался не давать ей ложных надежд, знаю, что она говорила о смерти Лейни, что она к этому готова, и все равно вижу, как ее красивое лицо словно рассыпается прямо у меня на глазах.
И это разбивает мне чертово сердце.
Я продолжаю:
— Лейни приехала сюда, чтобы найти ответы о своей семье. О вашей семейной истории, и особенно о МакАлистерах. И, кажется, она их нашла.
Она хмурится.
— МакАлистеры? Ты про того ребенка? Джозефину?
— Кровь помнит то, что поколения забывают, — бормочу я, повторяя то, что мне когда-то сказал дед, что его дед говорил ему, и так далее.
В ее глазах появляется понимание, а вслед за ним — ужас.
— Ты говоришь, что моя сестра была как-то связана с МакАлистерами?
Я глубоко вдыхаю, готовясь к худшему.
— Да. Связана с тем ребенком, которого спасли и усыновили в другую семью. Семью, которая со временем стала Уэллс.
18
—
ОБРИ
Я закрываю глаза, и воспоминания всплывают без предупреждения. Лейни в тринадцать, крадущая у отца машину, чтобы доехать до библиотеки в другом городе — у нас не было нужных книг о группе Доннер. Лейни в шестнадцать, тратящая деньги с летней работы на «историческую экспедицию» в Мемориальный парк Доннера с подругой, которая вряд ли понимала, что их ждет. Лейни в двадцать, пьяная и плачущая, говорящая, как мама рассказывала ей о голоде, когда она была слишком мала, чтобы понять эти слова, и как она боялась, что однажды станет похожей на маму, что истории станут реальностью.
Истории, которые она никогда не рассказывала мне.
Истории, которые я отмахивалась, думая, что мама иногда просто бредила. Я выросла, научившись отгораживаться и игнорировать это, потому что если бы не делала так, то детство
— Она знала, — говорю я тихо — все эти годы знала. Или хотя бы подозревала. И не сказала мне.
Предательство пробирает до костей. Не только то, что Дженсен лгал, но и то, что Лейни лгала. Моя сестра. Моя родная сестра. Она скрывала это от меня.
— Думаю, она хотела защитить тебя, — говорит Дженсен, будто читая мои мысли. — Как она говорила… она хотела, чтобы ты была в безопасности.
Я издаю смешок.
— Исчезнув, что теперь никто не знает где она, позволив мне три года жить в неведении — разве это защита, Дженсен? Это жестокость.
— Она не ожидала, что все сложится именно так, — голос его полон сожаления. — Никто из нас не ожидал.
Я поднимаю глаза, готовая услышать страшную правду.
— Расскажи все, — говорю. — С самого начала.
Он глубоко вздыхает и садится напротив. За окном шторм не утихает, снег шуршит по стеклу, ветер рычит в карнизах, словно живое существо.
— Они приехали на ранчо в начале мая, — начинает он. — Лейни была возбуждена, чуть ли не безумна, говорила быстро о своих исследованиях, о взаимосвязях. Адам был… другим. Тихим, властным. Он прерывал ее, сжимал руку, если она говорила слишком много. Словно он стыдился ее. Мне он с самого начала не нравился.
Я киваю, вспоминая пару встреч с Адамом. Как Лейни в его присутствии казалась меньше, менее живой. Как она звонила, чтобы отменить встречи в последнюю минуту, всегда с отрепетированной отговоркой — словно он стоял рядом и заставлял так делать.
— У него были деньги. Я не знаю, откуда, но подозреваю наркотики продавал. Для меня это не имело значения. Деньги есть деньги. А Лейни хотела уйти глубже в горы, — продолжает Дженсен. — К тем местам, где жили МакАлистеры — не только к основному лагерю Доннеров у озера, но туда, куда их семья перебралась, чтобы отделиться от остальных. Там, где родилась Джозефина. Где начались перемены.
— И ты повёз их туда? — не скрывая упреков в голосе говорю я.
На лице его мелькает боль.
— Да, я повез. Если честно, мне было интересно. Хотел поверить ее теории о проклятии, голоде и людях, живущих в горах больше ста лет. Это совпадало с тем, что рассказывал Джейк МакГроу — как он с женой искал выживших, когда очередная группа пропала. О том, что они видели, о существах. Для меня это была возможность, чтобы кто-то вне семьи поверил в наши истории. А страсть Лейни и ее энтузиазм, были заразительны.
Глотаю комок в горле.
— Что произошло?
— В первые несколько дней все шло отлично. Ночевали на тех же местах, шли по тем же тропам. Лейни была на седьмом небе от счастья. Постоянно делала заметки и снимала.
— Камни у ручья? Браслет, цветы и рисунки. Это ее?
Он пожимает плечами.
— Я впервые увидел это с тобой. Но она была там с Адамом, исследовала. Может, оставила это специально. Для тебя. Может, и семена у нее были, кто знает.
Горло сжимается от неожиданных чувств. Даже в своей одержимости, даже в погоне за опасным и неизвестным, Лейни думала обо мне. Оставляла частички себя, чтобы я нашла.