Долина смерти
Шрифт:
— Ты же не поверил в эту байку про сортир?
Я качаю головой и смотрю на хижину.
— Нет. Мы там все обыскали вдоль и поперек. И кровь была свежая, Элай.
— Тогда что это значит? Как он остался цел и невредим?
— Понятия не имею, — признаюсь я. — Может, он и говорит правду. Но я не могу не быть параноиком. Присматривай за ним сегодня. Не позволяй ему оставаться наедине с кем-либо.
— Думаешь, он… стал одним из этих? — осторожно спрашивает Элай.
Сама мысль об этом меня мутит. Семейные истории о том, как эта зараза распространяется,
— Я не знаю, что и думать, — честно говорю я. — Он выглядит обычным. Ведет себя почти так же. Но я не могу избавиться от ощущения, что с ним что-то случилось там, снаружи.
— Что-то плохое, — мрачно соглашается Элай. — И все же, мы не знаем, как это передается, верно? Может, и укус не нужен. Может, Хэнк просто съел что-то не то. Черт, он может и сам не знать об этом.
Черт возьми. Я даже не подумал. Наверное, пересмотрел слишком много фильмов о зомби.
Но кровь — слишком подозрительное совпадение.
— Как я уже сказал, — говорю ему, — мы должны внимательно следить за ним, на всякий случай.
Лошади нервничают в укрытии, фыркают и переминаются с ноги на ногу. Джеопарди, обычно невозмутимый при любых обстоятельствах, прижимает уши, когда я тянусь к его уздечке.
— Они чувствуют неладное, — бормочет Элай, успокаивая своего коня тихими словами и твердой рукой. — Так что вот тебе ответ.
— Или они просто взвинчены из-за бури и исчезновения Хэнка, — предполагаю я, пытаясь убедить скорее себя, чем Элая. — Они просто чувствуют наше напряжение. Давай просто сосредоточимся на том, чтобы благополучно добраться до хижины Бенсона. Шаг за шагом.
Мы заканчиваем седлать лошадей в тишине, каждый погружен в свои мысли. К тому времени, как мы подводим их к хижине, остальные уже собрали вещи и ждут на крыльце. Хэнк кажется веселым, даже воодушевленным — как будто ничего не произошло.
Рэд и Коул все еще одаривают меня странными взглядами, гадая, должно быть, о моей странной просьбе увидеть Хэнка с голым торсом. Я не виню их. Это был странный поступок, продиктованный подозрением и остаточным страхом со вчерашнего поиска.
Обри стоит в стороне от группы, ее лицо насторожено. Когда я подхожу с Дюком, она берет поводья, не глядя на меня, садится в седло с выученной легкостью, которая противоречит ее статусу новичка. События последних нескольких дней изменили ее, ожесточив что-то мягкое в ней, хотя она никогда и не была мягкой.
Только когда стонала мое имя, закатывая глаза.
Черт, секс у камина, кажется, был целую вечность назад, и, я уверен, это никогда больше не повторится. Она сейчас презирает меня.
— Как ты? — тихо спрашиваю я, когда она устраивается в седле.
— Нормально, — отвечает она резко, натягивая поводья.
— Обри, — начинаю я, но обрываю фразу, не зная, как преодолеть эту пропасть боли и предательства
— Просто доберемся до хижины Бенсона, — прерывает она.
В ее тоне нет места спорам. Я киваю, принимая отказ, и запрыгиваю на Джеопарди. Что бы ни случилось с Хэнком, что бы ни объясняло кровавый след, который мы нашли, нам придется разобраться с этим позже. Сейчас наша задача — добраться до хижины Бенсона до наступления темноты.
Мы трогаемся в путь под таким голубым небом, что мне хочется надеть солнечные очки. Заснеженный пейзаж простирается до самого горизонта, словно чистый лист бумаги. Лошади осторожно ступают по свежему снегу, из их ноздрей в морозном воздухе поднимается пар.
Я иду первым, за мной Элай, потом Обри, Коул, Хэнк и Рэд, замыкающие колонну с мулом. Сзади доносятся обрывки разговоров — Коул спрашивает Хэнка о его ночи в уличном туалете, Рэд ворчит об изменении планов, Элай время от времени выдает комментарии о местности или какие-нибудь исторические факты, от которой Рэд только фыркает.
Обри молчит, и, когда я оглядываюсь, вижу, что она сосредоточена на дороге. Груз вчерашних откровений висит между нами, невысказанный, но тяжелый, как снег на сосновых ветвях над головой.
Тропа к хижине Бенсона идет по долине, пролегающей между вершинами, постепенно поднимаясь к пику. В обычных обстоятельствах это была бы легкая прогулка на день. Но ничто в этих обстоятельствах не является легким — снежные сугробы выше, чем должны быть в это время года.
По мере того, как мы поднимаемся, солнце, палящее на снег, создает ослепительный блеск, от которого приходится щуриться. Я постоянно проверяю окрестности. Каждую тень между деревьями, каждый скалистый выступ, все места, где может кто-то прятаться и смотреть на нас.
Или следовать за нами.
Позади меня Хэнк смеется над чем-то, что сказал Коул, звук отчетливо разносится в чистом горном воздухе. Это тот же самый смех, что был у него всегда, тот же голос, те же манеры. И все же меня не покидает ощущение, что прошлой ночью что-то произошло. Что-то, что оставило кровавый след на снегу, что-то, что объясняет, почему мы не могли его найти, несмотря на поиски повсюду.
Молю бога, чтобы я ошибался.
20
—
ОБРИ
Небо здесь, в горах, словно драгоценный камень — сапфировое, без единого намека на облачко. Разряженный воздух не задерживает ни загрязнения, ни влагу. Солнце в зените, отражается от снега так ослепительно, что приходится доставать солнцезащитные очки. Голова гудит, но это, наверное, еще и от вчерашних откровений Дженсена о Лейни.
Мы продолжаем путь в тишине. Недавние разговоры и шутки сменились редкими, натянутыми репликами. Мой конь, Дюк, идет уверенно, следуя за Джеопарди. Я уже привыкла к ритму езды, мои мышцы работают в унисон с движениями животного. Впрочем, уверена, что завтра я почувствую каждую мышцу. Кто бы мог подумать, что это такая нагрузка.