Дом для демиурга Том 2: Реальность сердца
Шрифт:
Еще говорили, что в Мере и Сеории, главных житницах страны, урожай в этом году будет прескверный, ибо слишком уж засушливое выдалось лето. Недавние грозы, слишком обильные, не напоили землю, только превратили ее в низинах в бесплодную грязь. В то, что герцог Скоринг продаст зерно короне по обычной, а не пятикратной от того цене, никто не верил.
Скорийцев вообще в столице невзлюбили - в одночасье, даже без видимых поводов. Все, приехавшие с запада в Собру, были вежливы и обходительны, порядков не нарушали, простолюдинов не оскорбляли, платили щедро... в общем, вели себя со всем вежеством - но вот не любили их, и все тут. Считали, что они задурили голову молодому королю
И еще говорили - на всех углах, на всех перекрестках, - что не миновать междоусобной войны между восточными и западными землями...
– Что нынче нового?
– Господин герцог Алларэ изволит быть крайне недоволен, - под внешней почтительностью в голосе Андреаса плескалось тихое веселье, а, значит, повод для недовольства был незначительным и тревожиться не стоило.
– Чем же именно он недоволен? У тебя перчатки не того оттенка?
Ворота за спиной закрылись с глухим тяжелым стуком. Саннио потрепал по морде недовольного шумом Крокуса. Во время хлебного бунта он сдружился с вороными агайрцами, от которых еще зимой предпочитал держаться подальше, тогда оба "цветочка" не раз его выручили из беды, но Клематис, старший брат, пропал вместе с герцогом Гоэллоном. Андреас с опаской посмотрел на мощного жеребца и на Алессандра, который делился с Крокусом недогрызенным по дороге яблоком. Бывший ученик лекаря почему-то боялся породистых лошадей, хотя со своей пегой коняшкой отменно ладил.
Вот только сюзерен седмицу назад запретил ему "садиться на это позорище".
Прочие несчастия, свалившиеся на голову владетеля Ленье вместе с неожиданным возвышением, напоминали Саннио о собственных злоключениях по весне. Смотреть на Андреаса было все равно что глядеться в зеркало: видишь растяпу, которому, по общему мнению, несказанно повезло, а он вместо того, чтобы радоваться, прячется по углам и старается улизнуть от этакого везения.
Впрочем, ученику лекаря не повезло куда сильнее, чем Саннио: снисходительностью герцога Гоэллона Реми никогда не отличался, а язвительности у него было впятеро больше. Обратив в очередной раз внимание на своего новоиспеченного вассала, герцог Алларэ обозвал его платье "маскарадным костюмом пыльного чучела", в еще более нелестных выражениях охарактеризовал прическу и прочие атрибуты внешности, драматически ужаснулся тому, что могут подумать в столице о прижимистости герцога Алларэ, а закончил это уже вполне серьезным приказом привести себя в подобающий вид.
Бывший свидетелем сей ядовитой выволочки Саннио вслух отметил, что это несомненный признак выздоровления, и в ответ услышал, что третий день ходит в одной камизоле, что является несомненным признаком дурных манер.
– В ваши годы, молодые люди, я уделял себе несколько больше внимания!
Тогда младший Гоэллон только пожал плечами, подумав про себя, что Реми неисправим, но этим, пожалуй, можно и пренебречь, однако же, оказалось, что герцог Алларэ нашел себе не мимолетную забаву, а настоящее увлечение. Теперь Сорен, Саннио и Андреас регулярно выслушивали рассуждения об элегантности, щедро сдобренные придирками и обидными замечаниями.
На фоне творившихся в столице безобразий и постоянного тревожного напряжения, царившего в особняке, это смотрелось несколько гротескно, но Саннио решил, что герцог Алларэ так отдыхает - и пусть себе...
– Нет, - покачал головой Андреас.
– Новые королевские указы... ты о них знаешь?
– Что-то такое
– Я не понял, - признался юноша, для которого государственная политика была чем-то столь же непостижимым, как различия в плетении кружев.
– Господин герцог сначала смеялся, потом начал браниться. Чем и занимается по сию пору.
– Понятно. Значит, я пока к нему не пойду.
– Не получится. Он тебя ждет.
– Мать и Воин, храните меня...
– простонал Саннио.
– Я же ничего не соображаю в этом!
Андреас повел плечами, явно неловко себя чувствуя в новом наряде. Темно-зеленая, почти черная камизола была ему к лицу, но в отличие от мягкой привычной котты, не позволяла сутулиться: стоило свернуть плечи, как шнуровка больно врезалась в бока. Ученика лекаря никто не лупил четыре года подряд тростью по спине, заставляя всегда, даже наедине с собой, держаться ровно.
– Красивый перстень, - отметил Саннио, поднимаясь по лестнице; трудно было не обратить на него внимания: приятель, не привыкший отягощать чем-то посторонним пальцы, держал ладонь слегка на отлете. Темный янтарь с Хоагера, большая редкость в Собране.
– Подарок, - слегка покраснев, сказал Ленье.
– Скажи, я должен принимать подобные подарки?
– От своего герцога? Разумеется! И не только принимать, но и носить, иначе это будет очень неприлично, - объяснил бывший секретарь, выучивший все эти правила еще давным-давно.
– От остальных - только если делаешь ответный подарок. Ну, разумеется, если этот кто-то за тобой не ухаживает...
– Саннио подмигнул.
– Какая-нибудь дама, например.
– Я себе это представлял наоборот.
– Это ты еще Аннету Лебелф не видел, - Гоэллон передернулся.
– Такая дама, знаешь, если нас с тобой сложить и еще вдвое, то как раз половина ее получится. Пудры в пять слоев, надвигается и басом таким воркует: "У меня для вас есть прелее-естный пода-арок!".
– А окно закрыто?
– Какое окно?!
– Чтобы удрать, - тихо улыбнулся Андреас.
– А-а!
– Саннио расхохотался.
– Не знаю, я у дверей как раз стоял. Она теперь, наверное, их запирать будет. В общем, берегись. Устрашающая дама!
– Ее брат тоже не самый приятный человек, - почти шепотом сказал Ленье.
Молодой человек остановился. В устах Андреаса подобная оценка была почти равна длинному мудреному проклятью, значит, и повод был нешуточным. Саннио вспомнил свою ссору с мерзким хлыщом, насторожился. Младший Лебелф не входил в число людей, которым герцог Алларэ хоть сколько-то доверял, но изо всех сил пытался оказаться поближе к своему сюзерену и войти в число его помощников. Вел он себя при этом так, что недалеко было до полета с лестницы при помощи пинка от Рене или Гильома, называвших его не иначе как "наше позорище", и каждый раз приговаривавших "и в Алларэ не без урода". Гоэллона хлыщ задевать опасался, предпочитая не видеть в упор, но если он выбрал в качестве мишени Андреаса... ох, как бы стрела не оказалась у Лебелфа в неудобосказуемом месте!
– Рассказывай!
– Он... дважды говорил о том, как именно я добился...
– Что за свинья!
– вспыхнул Саннио, вмиг вспоминая первое посещение особняка герцогов Алларэ; потом хихикнул - уж больно ограниченный набор шуток был у Лебелфа.
– А вообще я думаю, что он просто завидует!
– Я не должен выслушивать... это оскорбительно для моего герцога...
– внимательно разглядывая узор на ковровой дорожке, выдавил из себя Андреас.
– Оскорбительно для твоего герцога тут только то, что ты позволяешь себе дерзить. Но эту дрянь кудрявую я... я его из окна выкину!