Дом Немилосердия
Шрифт:
— Где Рамирес? — спросила я требовательно, чтобы не дать ему окончательно уйти в себя и начать считать потери. — Ее здесь нет!
— Она… покончила с собой, — сказал Шарп все тем же отсутствующим тоном. — У входа в танцевальный зал.
Повисла тишина. Вот так, подумала я внезапно, и умирают титаны. В конце мы все сравнялись — короли и пешки, тузы и джокеры, абсолютно все. Нас уравняла общая беда. Общая опасность, нависшая над нами. А метроном продолжал стучать, и с каждым новым сигналом красной лампочки надежда капля за каплей истекала из наших тел. И Николас… То, что я обрела на войне — и то, что я потеряла на войне. Я держала
И я не знала, что уже потеряла его навсегда.
— Что ты будешь делать? — спросила я, уже боясь того, что он мог мне ответить.
— Логан знал код, — произнес Шарп на выдохе, и мне снова пришлось помочь ему устоять на ногах. — Только он… и я. Больше никто. А значит, кроме нас никто…
Меня как молнией пронзило.
Нет!..
— Николас, ты что! — Я оторвалась от него, схватила его руки и крепко сжала их. — Нет, нет, не вздумай! Скажи мне код, и я сама!
— Тебе нельзя, — сказал он тихо. — Никак нельзя. Прости.
— Да ты с ума сошел! — закричала я. — Ты хочешь быть героем, да? Героем?.. Пожалуйста, — Я понизила голос до шепота. — Пожалуйста, позволь мне. Это все еще моя война. А не твоя.
— Тара, нет, — Он запустил пальцы мне в волосы, и мои глаза снова заволокло противной пеленой. — Подумай о них. Обо всех. Мне недолго осталось, понимаешь? Недолго… — Я качнулась вперед и снова уткнулась лбом ему в плечо. — Моя девочка, мой титан… помнишь, с чего все начиналось? Как ты спасла меня? — Я всхлипнула и кивнула. — Так дай и мне спасти тебя. Дай поступить, как поступил бы настоящий командир. Долг должен быть уплачен. Тебе… и всем.
— Я не хочу, чтобы ты был героем, — прошептала я. — Ты не успеешь, слышишь? С твоей ногой и этой раной… ты в лучшем случае доберешься до двери… но ты не выйдешь обратно! — Слезы снова сдавили горло. — А я успею, понимаешь? Прошу тебя, отправляйся в Сферу! Мы вернемся в город… в городе столько госпиталей, тебя обязательно вылечат…
— У меня никого не осталось, — сказал он с горечью. — Только ты. И если ты когда-нибудь меня любила… ты дашь мне сделать это.
Мигание над головами прекратилось. Я бросила туда быстрый взгляд и ужаснулась, увидев красную табличку с цифрами.
Оставалось пять минут.
— Дай мне спасти тебя! — Шарп отступил назад. — Тара, ты должна отпустить. Ради всех их… и ради себя самой. Отпусти меня, слышишь? — Я снова инстинктивно потянулась за ним. — Просто отпусти. Отпусти и дай мне спасти тебя… в последний раз, в последний чертов раз…
— Я не могу, — Я наклонила голову и прижала ладони к лицу. — Я столько не успела… и ты ведь тоже…
— Я буду здесь, — Оперевшись на трость, он сделал шаг вперед и положил руку мне на грудь. — Я всегда буду здесь. Просто поверь мне. Я буду там, где ты захочешь хранить память обо мне… но только, если ты останешься в живых. А ты останешься. Ты будешь жить, что бы ни случилось… и все вы…
Обратный отсчет дошел до трех с половиной минут. Сзади послышались шаги: Илай вышел из Сферы и молча остановился недалеко от нас.
— Встань за моей спиной, — попросил Шарп, отворачиваясь от меня. — И… не смотри туда, хорошо? Не надо тебе туда смотреть…
— Николас…
— Прощай.
Оцепенев, я наблюдала,
«Встань за моей спиной, встань за моей спиной, встань за моей спиной…»
— Николас, нет!
Я рванулась вперед, но Илай схватил меня за руки, притянул спиной к себе и потащил сквозь синеватую силовую стену. Я кричала и плакала, кажется, даже отбивалась, но все было кончено. Шарп исчез за повернувшейся стеной. Исчез навсегда, а я осталась на своем извечном берегу под названием «прости». Я упала на колени и тихо взвыла, а Илай закрыл меня своей спиной, чтобы я не видела обратного отсчета. Но все было зря: я чувствовала этот метроном в свое крови. Он уже был во мне, и это было необратимо. Не остановить, не удержать, не уберечь…
Я свалилась наземь за несколько секунд до взрыва.
Я ничего не видела.
…Первым воспоминанием от города стали вертолеты. Десятки вертолетов, кружащих в предзакатном небе, как темные низкие облака. Потом — руки Илая, все это время крепко державшие меня. Глаза кроссфайеров и остальных выживших — живые, испуганные, но искрящиеся глаза. Они сидели на земле, а некоторых из них уводили к вертолетам или и вовсе уносили на носилках. Но все они были живы — а это значило, что у Шарпа все получилось.
Его имя зажглось сверкающей лампочкой в моем мозгу. Я вскочила на ноги и осмотрелась, как если бы он успел вернуться, а я могла не заметить этого. Но все было тщетно, и я прекрасно это понимала. Глаза снова наполнились слезами. От горя, от не прошедшего еще страха… и от воздуха.
Воздух струился сквозь наши тела, наполняя их чем-то новым и неизведанным. Мы вдыхали его и кашляли, мы поднимались на ноги и осматривались по сторонам, пытаясь понять, где мы находимся. Город маячил совсем близко — далекий, наполовину разрушенный, израненный, но все такой же родной и желанный. А мы стояли среди руин и боялись поднимать глаза. Кто-то плакал, кто-то смеялся, кто-то молчал так, что из него нельзя было вытянуть ни слова. Касси и Марк сидели вдвоем на усыпанной пеплом земле и молча смотрели вдаль. Джезмин помогала подняться какой-то девочке из альфа-сектора. Колтон стоял в сторонке, перебирая в пальцах горсть поднятой земли. А вертолеты садились и поднимались снова, и от рева моторов уже начинала болеть голова. Я обняла Илая и положила голову ему на плечо.
— И все? — спросила я тихо. — Что теперь?
— Теперь — живем, — усмехнулся он. — Живем дальше. Я знаю, будет сложно, но… мы справимся. Ты справишься. Я обещаю.
Я хотела что-то ответить, но передумала. Хотелось просто стоять вот так и смотреть, как гаснет небо и как зажигаются вдали огни уцелевшего города. Хотелось стоять и понимать, что все это не зря. Что все эти жертвы, все потери, все утраты — все было не зря. И Николас, рискнувший жизнью ради нас… мне так хотелось, чтобы он гордился нами. А для этого надо было жить. Жить так, чтобы его героизм не пропал даром. Не подвести никого из нас. Ни его, ни самих себя.