Дом огней

Карризи Донато

– Нет, я не думаю, что он до сих пор жив, – уточнил Джербер. – Знаю, что в это нельзя поверить. Но неужели вы не хотите знать, был ли то несчастный случай, или роковое стечение обстоятельств, или кто-то приложил к этому руку? Неужели вам не станет легче, если выяснится правда?

– То есть обнаружится, что он стал жертвой маньяка? – фыркнула Дебора с досадой. – Спасибо, не надо.

– Что бы с ним ни случилось, Дзено был один, – хмуро продолжил Джербер. – Мы должны были за ним присматривать.

– С чего это? – вскинулся

Данте.

– С того, что его родители знали, что мальчик с нами.

– Мы сами были почти что детьми, – возразил Этторе.

– Мы отвечали за его безопасность, – отчеканил Джербер. – И не только потому, что он был самым маленьким. То же можно сказать о любом из присутствующих, – заявил он, поочередно указав на каждого. – Если кто-то из нас в то время нуждался в поддержке остальных, он знал, что может на нее рассчитывать… Или я ошибаюсь?

– Пьетро прав, – вмешался Ишио. – Если бы я или кто-то из вас оказался в опасности, на кого бы он мог положиться?

– На кого угодно, – сказала Дебора. – На того, кто поблизости, – уточнила она, коснувшись самой сердцевины спора.

– Не на родителей – на друзей, – согласился с ней Джованноне.

Все вдруг почувствовали свою вину, Джербер понял это по растерянным взглядам: никто уже не осмеливался возражать.

– И что ты предлагаешь предпринять через двадцать пять лет? – подколол его Данте. – Как думаешь все это исправить?

– Исправить ничего нельзя, – быстро согласился Джербер. – К сожалению, никто из нас не в силах ничего исправить. – Он вздохнул. – Но мы можем сложить вместе наши воспоминания и удостовериться, что при воссоздании случившегося летом девяносто седьмого ничего не было упущено.

– Полиция допрашивала нас одного за другим, – забормотал Карлетто, припоминая. – Это продолжалось день за днем.

Он был самым нестойким, самым уязвимым из группы, подумал Джербер. Но полицейское расследование нанесло им всем травму, которая ощущалась на протяжении лет.

– В полиции нас выжали досуха, – вскипел Этторе. – Им плевать было на то, что мы дети, и на наши чувства, только потому, что расследование не двигалось с места. Так с чего бы сейчас нам все вспомнить яснее, чем тогда? Бессмыслица…

– С нами обращались так, будто это мы его куда-то дели, – заявила Дебора. – Да и люди поглядывали на нас искоса, будто нам есть чего стыдиться, забыли?

– Такое забудешь, – скривился Данте. – Родители со мной почти не разговаривали, считали, что я их опозорил.

– Хотя все вокруг твердили о монстре, нам, по сути, тоже уже никто не верил, – заметил Джованноне.

– А раз обвинить было некого, в монстра превратились все мы, – заключил Джербер.

– Только не ты, – озлился Данте. – Ты был вне подозрений, поскольку сидел с загипсованной ногой у проклятущего окна.

За две недели до этого я умер на тридцать секунд, хотел бы возразить Джербер. То есть заслужил алиби и тем не менее

был здесь, чтобы разделить с ними всеми чувство вины. Но приводить такой довод было бы ребячеством, и Пьетро предпочел промолчать.

Тем временем поднялся ропот, не предвещавший ничего хорошего.

– Ладно, ладно, давайте успокоимся. – Ишио встал и раскинул руки чуть ли не экуменическим жестом, призванным примирить конфессии. – Думаю, мы должны по крайней мере выслушать, что у Пьетро на уме…

– Да, что ты предлагаешь? – опять ринулся в атаку Данте. – Давай выкладывай, что ты задумал, как собираешься облегчить нашу совесть?

Джербер набрал воздуха в грудь.

– Все верно: двадцать пять лет назад в полиции выслушали наши показания, но никто не попросил нас сделать самую естественную вещь…

– Какую? – спросила Дебора.

Теперь наступало самое трудное.

– Сыграть в игру, – заключил Джербер.

Все уставились на него, остолбенев.

Но Пьетро держался крепко.

– Я предлагаю вернуться в сад при вилле и повторить игру в восковых человечков.

26

Ему тоже было нелегко возвращаться туда после стольких лет.

Снова открыть старый дом. Погрузиться в воспоминания детства, которые как будто ждали его, притаившись в полумгле комнат с запертыми ставнями, вместе с пылью и запахом гнили. Пройти через кухню, которую Аделе заполняла ароматами своих лакомых блюд. Подняться на верхний этаж. Миновать запертую дверь комнаты синьора Б. и дверь в лиловую комнату, где стоит этажерка с коллекцией флакончиков его матери, источающих призрачные ароматы.

Кроме этажерки, там был балкон, откуда он рухнул в пустоту и умер на тридцать секунд.

Но труднее всего оказалось войти в собственную детскую комнатку, ибо в тот момент прошлое явилось во всей полноте. До этого порога прожитые годы были всего лишь отснятой пленкой, ностальгической чередой воспоминаний. За ним, за этим пределом, все как-то выцвело, даже уменьшилось в размерах. Хотя вся обстановка, все вещи, которые сейчас казались другими, вовсе таковыми не были. Ведь на самом деле ничего не изменилось. Только он сам.

Незнакомец, который сейчас ходил по комнате, наверное, не понравился бы одиннадцатилетнему Пьетро. Призрак ребенка, каким он был, все еще присутствовал здесь и осуждал взрослого за то, что он сделал или не сделал со своей жизнью.

Джербер не стал его слушать и раскрыл ставни, выглянув на маленькую террасу, где он большей частью сидел со сломанной ногой, выздоравливая после падения.

Под ним порывистый ветер с моря хлестал оголенный сад, принося с собой соленую влагу.

– Как я мог поддаться на уговоры? – ныл адвокат Данте, кутаясь в двубортное пальто. Костюм, приличный для суда, мало соответствовал холодному дню конца зимы.