Дом родной

Вершигора Петр Петрович

— Чего же! Парень наш, пролетарский. Я тебе, Петруша, и сам скажу… Чиновники и карьеристы. Вот кто. А ты уже сам кругом оглядывайся по сторонам да не зевай. И бей без промашки. Да не по работягам, оглоблей, как я сегодня заехал. Факт, заехал. И вроде трезвый… А вот гляди же ты. А?

Старики отошли в сторону, о чем-то оживленно беседуя. Зуев направился в комнату счетной комиссии. Подсчитывая вместе с другим членами комиссии бюллетени, он думал: «Как все-таки сложно все в жизни: борьба, заботы, подсиживания, зависть, принципы, самолюбия…» И какой-то внутренний голос шептал ему: «И поди разберись во всей этой

шумихе чувств, сплетении фактов, кружеве самолюбий… А может, бросить и не разбираться? Как говаривал капитан Чувырин: есть две дырочки в носу, посапывай да помалкивай». Но тут же он одернул этот голос. «А совесть? Партийная совесть. Как? Стоять в стороне и помалкивать? Это и любой обыватель может… Ну да, а как же тут разберешься? В этой гуще. Где принципы, дело жизни, а где — просто дрязги. И сам не пойму, чего тут больше», — недовольно ворчал тот же голос. «А на кой черт тебе даны мозги? — обрезал сам себя Зуев. — Если бы в жизни все было легко и понятно… Но ведь шло все как будто по правилам, по заведенному порядку. И чуть было не совершили ошибку. Да не один-два человека, а целая организация… А может, иногда нужно отступить от заведенного порядка, чтоб не впасть в ошибку? — спросил Зуев, споря сам с собою. — Но как же этому научиться? Ведь если и это ввести в правило, то что получится? А ты делай так, как сегодня. Как эти старики сегодня тебя похвалили. А? Вот как Пимонин, питерец, пролетарий и чекист…» — немного самодовольно, с гордостью подумал он.

А разум начитанного человека, как попугай из ящика, вытащил клювом памяти цитату из Ньютона: «В жизни факты бывают не менее важны, нежели правила». Эге… А второй Зуев насмешливо шпынял: «Опять цитатки. Ньютон ведь не на партконференциях их выводил…» «Да ну их к чертям, все эти рассуждения… — решили вдруг оба Зуева, идеальный и простой. — Надо вот к старикам лучше приглядываться. Эти орлы помудрее будут, чем книжные истины, да словечки, да правила… Цитатки и карьеристы знают. Может, получше нашего…»

Все случившееся на конференции как-то обострило чувства и восприятия Зуева. Выйдя покурить, он случайно услышал, как злобно шипел Сазонов за сценой:

— Демократия. Ишь ты… Так же нельзя работать… Подрывают авторитет…

И как Сковородников успокаивал его:

— Ну, ну… Что же ты духом падаешь? Пора знать, что голосование — это почти всегда сведение личных счетов.

— Кричат, Уставом спекулируют… Дискредитация!

Но представитель области только молча развел руками.

Рядом стоял вездесущий товарищ Шумейко и задумчиво ковырял спичкой в зубах. Затем, чтобы как-то успокоить явно терпевшего поражение Сазонова, сказал неопределенно:

— Ладно, Сидор Феофаныч. Время покажет… Вот проведем текущие мероприятия… А там видно будет.

«Мероприятие». Какое серое слово, — подумал Зуев. — Что оно может значить — принять меры, что ли? Или приятие… меро… Надо будет своему лингвисту в Москву написать. В чем тут корень… Сможет она объяснить с помощью своих Марров, Даля и Мещанинова такое словечко? Или это творчество другого рода?.. А ведь эта тройка — Сковородников, Шумейко, Сазонов — все понимает в этих заезженных словечках. Только ли в словечках?»

И тут ему на память пришел разговор с Сазоновым — в день выезда в район — о профессорской дочке. «Очевидно, они мою корреспонденцию вскрывают».

Счетная комиссия

заканчивала работу. Все кандидатуры получили большинство. Сазонову накидали целую кучу «черных шаров». Дядя Котя тоже порядочно нахватал «против».

Конференция дальше пошла под горку. Швыдченку избрали единогласно. Следовательно, даже критикан дядя Кобас голосовал «за». Приняли резолюцию. Дали оценку работе райкома, признав ее удовлетворительной. Предложили обратить в дальнейшем внимание на работу коллектива фабрики «Ревпуть».

6

После конференции был пленум нового райкома, на котором было избрано, вернее, переизбрано бюро. Новым членом бюро оказался только Новиков. Зуев дождался конца пленума. Хотелось узнать результаты. Когда же все выяснилось, Петр Карпыч медленно побрел один домой. Даже не услышал шагов человека, поравнявшегося с ним.

— Уже квартал целый иду рядом с тобой, Петр Карпыч. Ну и задумался крепко. Что так? — сказал тихо начмил Пимонин.

— Да так, Федор Иванович, — стряхивая с себя глубокую задумчивость, ответил Зуев.

— Дома что? Или, может, по учебе?

— Нет. Другое… Дела общественные…

— Ого. Так близко к сердцу берешь их?

— Как же не брать? Сами видели, что произошло… на конференции.

— А-а-а, это тебя вылазка так взволновала? — зорко сверля зрачками собеседника, сказал начмил. — Ну что ж. Бывает.

— Вылазка? — удивился Зуев. — Разве дядя Котя, по-вашему, способен на вылазку?!

— Да при чем тут он! Вот чудак. Кобас тут так, с бухты-барахты. А вот Сазонов сорвался. Не сумел использовать этакий козырь. Это для птицы такого полета промашка непростительная.

— Какого полета? — недоумевая, спросил Зуев.

Федор Иванович Пимонин оглянулся, сбавил шаг.

— Непростительная, — повторил он. — И думаю, ему и не простят. У Федота Даниловича теперь авторитет здорово возрастет. Как у моряка, выдержавшего штормягу в девять баллов. Такому даже стражник стакан водки преподносил. А вот Сазонов на глазах у всех в карьериста превратился. Ишь куда залетел. Да слава аллаху и товарищу Зуеву. Сорвался.

— Как все это могло случиться? — спросил Зуев.

Раньше карьеризм Феофаныча казался ему жалкой эмпирикой, житейской несуразностью, о которой они могли болтать безответственно с Ильей. Но после реплик старого, опытного партийца, чекиста это явление представилось опасным для дела партии. Видимо, он, Пимонин, многое понимает. Недаром все помалкивает.

И Зуев горячо, путаясь в словах, рассказал Пимонину о своих раздумьях.

— Ну, не так уж это опасно, как тебе кажется. А в общем — верно. Но зачем страшные слова? Обыкновенный карьеризм. И того меньше — так сказать, честный еще карьерист.

— Честный? — удивился Зуев. — Есть и такая разновидность?!

— Конечно, честный в кавычках. Никакого пока криминала. Хочется человеку спокойной жизни. Думает: чем выше — тем пожирнее куски перепадут.

— Но ведь против мнения партийной организации.

— Партийная организация только вот сейчас сказала свое слово. И с сего момента начинается для нашего Сазонова кризис. Либо он одумается, станет уважать мнение организации и останется коммунистом, так сказать, с некоторыми личными недостатками, либо его песенка спета. Так всегда бывало с теми, кто не внимал предупреждениям партии.